Слово пробудило в Руфиано что‑то прятавшееся глубоко внутри и он попытался подняться.
— Не дайте ему встать! — крикнул маэстро, — Держите крепче.
Он вновь принялся перебирать лекарства.
— Я должен был догадаться, что они будут следить за нами! — продолжал он, — Но когда они успели? Он что‑нибудь пил недавно?
— Только вино, — услышал он голос эра Марко, — Мы все его пили.
— Да? Хм. Тогда должно быть что‑то ещё… Держите его крепче.
Старик склонился над Руфиано и посмотрел ему в глаза.
— Кто ты? — выкрикнул он, — Чего тебе нужно от нас? Эр Книффо?! Это вы? Сколько раз повторять: оставьте в покое мою госпожу! — и продолжил спокойным голосом, — Потерпите, мой мальчик. Сейчас мы выведем из вас эту дрянь. Будет немного жечь…
С этими словами старик влил юноше в рот содержимое одной из своих бутылочек. Молодому человеку показалось, что в глотку ему хлынул поток лавы. Боль была нестерпимой. Комната завертелась у него перед глазами, вспыхнула белым огнем и в тот же миг всё вокруг погрузилось во тьму.
Андрей закричал и проснулся.
Шум утреннего города вливался в открытое окно, ветер доносил чуть отравленные бензином ароматы лета и зелени. Андрей с облегчением вздохнул и потянулся. Он был дома, в своей постели, в квартире на девятом этаже. Будильник легонько щелкнул и
пронзительно запищал.
Половина восьмого, самое время вставать.
Он рывком встал с постели и потянулся. Горло до сих пор саднило, а тело ныло так, словно он всю ночь пробегал с тяжелым рюкзаком за плечами.
Шлепая по полу босыми ногами, он отправился в ванную.
— Ну и кошмарчик, — сказал он своему отражению в зеркале, которое как раз выдавливало пасту на зубную щётку, — Хорошо ещё, что не каждую ночь такое снится.
Впереди его ждала долгая — долгая пятница.
По столу гулял легкий ветерок, шелестя бумагами на столе; тихий гул вентилятора нагонял сон.
Шея затекла и Андрей потянулся, разминая уставшие мышцы. Он выключил монитор и потёр глаза. Курган из чертежей на столе требовал уделить ему время, но молодой человек решил оставить всё, как есть. Лишь немного поправив кипу, грозившую съехать на пол, он взглянул на часы. Рабочий день закончился двести сорок минут назад.
— В понедельник, — сказал он чертежам, — Со всем разберусь.
Курган промолчал и внезапно разразился мелодией Ханса Циммера. Андрей пару секунд недоверчиво глядел на чертежи, но быстро спохватился и, разрыв гору бумаг, извлек прятавшийся под ней телефон. Мельком глянув на экран, он улыбнулся и поднес трубку к уху.
— Привет, сладкая.
— Привет, — отозвалась Марина, — Уже уплыли?
— Нет, нет ещё, — Андрей почесал затылок и задумчиво посмотрел на стоявшую в углу сумку, — Не ушли.
Все вещи он захватил с собой, чтобы не заезжать вечером на квартиру.
— Немного задержался, — добавил он, — Но уже собираюсь.
Не отрываясь от трубки, он подхватил баул и направился к двери.
— А вы где?
— А мы с Алёнкой уже едем. Сейчас как раз на мосту, — ответила она.
— Молодцы какие. Как наша мелкая? Не укачивает?
— Держится, — засмеялась Марина.
— Позеленела уже?
— Ну, не всем же быть морскими волками.
Андрей вышел из кабинета и свободной рукой запер его на ключ. Неожиданно тот выскользнул из палцев и со звоном упал на гранитную плитку.
— Я тоже выхожу уже, — он перехватил телефон в другую руку и нагнулся за ключом, — Ладно. Целую тебя, Алёнку и…
— …и маму.
— Нет, — засмеялся Андрей, — Людмиле Георгиевне я жму руку.
— До воскресенья, — ответила Марина, — Люблю тебя.
— Я тоже себя люблю. Но тебя люблю больше.
Марина положила трубку и Андрей сунул телефон в карман. Он присел на корточки и продолжил искать ключ, не понимая, куда тот мог подеваться. Лампы были уже выключены и полутьму разгонял лишь свет единственного окна в конце коридора.
— Да куда ж ты закатился?
Неожиданно пол перед ним накрыла тень и Андрей поднял глаза. Рядом с ним стоял невысокий брюнет в старомодном двубортном костюме и смотрел на него сквозь очки в тяжелой роговой оправе. Андрей никогда раньше не видел этого человека — по крайней мере, ему так показалось.
— Вы не это ищете? — спросил человек, протягивая руку, в которой лежал ключ от кабинета.
Андрей охотно взял его и поднялся на ноги.
— Благодарю, — сказал он, запирая дверь, — Что вы здесь делаете?
Ему не хотелось быть грубым, но проходная давно уже должна была быть закрыта.
— А я к вам, — улыбнулся незнакомец и представился: — Лаврентий Олегович Иванов, ФБВР.
Он продемонстрировал красную книжечку с гербами и протянул Андрею визитку, которую тот машинально спрятал в карман.
— Ну, вообще‑то мой рабочий день окончен, — Андрей помедлил, — Вам точно нужен я?
— Именно вы, — ответил тот, — И дело не в работе, Андрей Андреевич. Дело сугубо личное.
— Замечательно, — Андрей тоскливо поглядел за спину незнакомца, на маячившую в конце коридора лестницу, — А мы не можем обсудить это… в другой раз?
— Боюсь, что нет, — незнакомец пристально смотрел на него, — Дело чрезвычайно важное.
— А у вас есть… я не знаю… — Андрей начал бочком обходить незнакомца, — Ордер?
— Что? — Лаврентий Олегович поднял брови, — Ой, нет, Андрей Андреевич, я же говорю — дело не официальное.
— В таком случае — ничем не могу помочь.
Андрею удалось проскочить мимо загадочного человека из не менее загадочных органов и он быстрым шагом направился к лестнице.
— Мой телефон можете найти у секретарей, — сказал он на прощание, — Но они будут только в понедельник.
Андрей чуть ли не бегом бросился к лестнице и пулей рванул вниз. Не хватало ещё вляпаться в какую‑нибудь бюрократическую чепуху, думал он.
Спустившись на первый этаж, Андрей остановился и посмотрел вверх. Убедившись, что чиновник не преследует его, он направился к выходу. И что ему от меня понадобилось, думал он. И в самом деле, Андрей едва ли мог припомнить проступок, из‑за которого им могли бы заинтересоваться. Да и что это за контора такая — ФБВР?
Фырча и ругаясь, он незаметно для себя прошел еще пару этажей. Постепенно раздражение стало угасать, а уже через пару минут сама встреча напрочь вылетела у него из головы.
Он шел по коридору, размышляя теперь уже о том, как объяснит Михаилу, их капитану, свою задержку. Старый наверняка начнет ворчать.
Выйдя в ярко освещенную приемную, он остановился возле большого аквариума, вмурованного в стену.