А потом, когда Гектора не стало, слишком многое перестало иметь для меня значение. Я верила словам Велкалиона о том, что среди моих потомков просто не может не быть сильного мага, и надеялась на скорое открытие портала. Я запретила себе думать о пьяных водителях, авиакатастрофах, инфарктах, стихийных бедствиях и прочих летающих кирпичах техногенного мира. Мне было проще знать, что все, кого мы там оставили, живут своей жизнью, пусть и короткой, человеческой, но для большинства из них есть надежда изменить и это. Я бы не выдержала еще и таких терзаний теперь, когда жизнь без любимого практически утратила смысл. Боль эгоистична. В своей боли я совершенно не думала о других, даже о своих детях, не говоря уже о друзьях, которым неизвестность отравляла каждый день существования. Теперь от этого мне тоже было стыдно.
— Алена, — тихо позвала я, — я попробую снова. Мы обязательно что-нибудь о них узнаем.
— А смысл? Если бы это было возможно, у тебя бы раньше получилось.
— Я все равно попробую. Не могу видеть, как вы все переживаете.
— На себя лучше посмотри. Может, хватит сидеть безвылазно в Библиотеке? Приходи к нам. Знаешь, как сейчас весело в Мешфене.
— Щенки? — улыбнулась я.
— Щенки, котята, кунички, даже птенцов привозят. Умилительно. Тебе сразу станет легче.
И я действительно отправилась в Мешфен.
То ли потому, что в первое время мне было слишком странно входить в собственные перестроенные апартаменты, где теперь ничего не напоминало о Гекторе, то ли действительно время моего горького затворничества закончилось, но после Мешфена я снова недолго пробыла в Библиотеке. Я побывала в Подгорье, через некоторое время — в Самоне, навестила Марка в Гатерраде и Хандарифа в Огненных Гротах. Я даже совершила долгое паломничество на острова, почтив своим присутствием Самый Большой Дом. Вместе с Гектором мы так и не собрались съездить туда, зато теперь в моей коллекции был прямой проход и в страну гоблинов тоже. Теперь, если Джесси захочет видеть ее народ, она сможет сразу же оказаться там. Асдрагша это не порадовало, но меня мало волновали его политические амбиции. В Сентанене Лангарион устроил настоящий праздник по случаю моего приезда. Всеэльфийское народное гуляние продолжалось почти две недели и под конец так мне надоело, что я сбежала оттуда под покровом ночи и с облегчением вдохнула воздух своего дома.
Тогда-то для меня и возник в первый раз вопрос "А что же дальше?". У меня было все, о чем только можно мечтать. Дом, выполняющий практически любые мои желания, друзья, которые искренне меня любили и не оставляли своим вниманием, возможность до бесконечности учиться и еще более счастливая возможность творить добро, даря кому-то спокойствие и уверенность. А еще у меня были дети: Ахрукма, пятнадцать гоблинских лет которой приравнивались примерно к трем человеческим, и Шета. Моя милая маленькая Шета.
Она так и не выросла. Точнее, не повзрослела. Сначала саламандры, а потом и лучшие эльфийские специалисты по магии времени пытались раскодировать заклинание, наложенное на нее геномом Белого Огня. И не преуспели. Что-то пошло не так, то ли из-за того, что волшба происходила в том мире, то ли из-за того, что наложена она была опосредованно, через круг предвиденья, то ли и вовсе безумие самого мага сыграло свою роль, но разум Шеты не просто помолодел, он так и застыл в развитии на уровне пятилетнего малыша. Маги терзали Шету по всякому, то пугая, то доводя до слез. Я до конца прочувствовала Аленино выражение "заэксперементируют до смерти". Наконец, мы с Гектором не выдержали издевательств над ребенком и погнали всех поганой метлой. Легче нам от этого не стало, но хоть Шета успокоилась.
В общем, у меня было и есть все, чтобы радоваться жизни и получать от нее удовольствие, но вместо этого я скучаю. Должность смотрителя не подразумевает большой нагрузки. Привычку записывать все проявления Библиотеки за день я завела еще при Гекторе и никогда от нее не отступаю, кроме разве что периодов своего отсутствия. Правда, когда я возвращаюсь, мой дом услужливо вываливает на меня все, что произошло за последнее время, и я на пару дней оказываюсь занята писаниной. А потом снова нечего делать.
Даже хорошо проверенное, как средство улучшить настроение, еще в родном мире занятие — переставлять мебель, здесь почти потеряло смысл. Одно время мы с Библиотекой увлеченно переделывали не только интерьеры, но и планировку замка, с учетом потребностей всех, даже самых странных наших гостей. И не только гостей. Я обзавелась роскошной студией в одной из башен, прозрачный купол которой словно фокусировал свет внутри даже в самую ненастную погоду. Аналогичное помещение, только оборудованное почти для всех возможных видов рукоделия, появилось и у Джесси. По просьбе Риоха к кухне приросла большая полутемная сушильня для трав, и теперь постоянный сквознячок гонял там ароматы изысканных экзотических специй. А истинным предметом гордости стала детская игровая площадка, совмещенная с зимним садом. Но все хорошее когда-нибудь кончается. Достигнув почти совершенства в обустройстве своего странного дома, я потеряла интерес и к этому занятию. Ну, что еще можно сделать, если и так все сделано, и лучше придумать уже не получается?
В последнее время я стала замечать, что даже наши встречи с друзьями, совершенно не ограниченные расстояниями благодаря моим порталам, уже не приносят прежнего веселого возбуждения. Нет, мы всегда рады видеть друг друга (во всяком случае, я рада всегда, да и они бы не приходили, если бы не хотели) но наше общение стало какими-то более расслабленным, неинтересным. В нем нет прежнего куража. Может, дело в том, что поблекла новизна восприятия этого мира, и все мы уже обросли обязанностями, знакомыми, рутиной. Теперь и я не срываюсь в гости по первому желанию. Сначала все же думаю, а не помешаю ли, а будет ли у Ренаты, Алены с Грэмом или Уме время, которое они, ничем не жертвуя, смогут уделить мне.
С Марком мы теперь стали видеться реже. Три года назад он женился на чудесной девушке. Мы все искренне порадовались за него, тем более что Эржена не только красавица и умница, но главное, безумно любит его и предана всей душой. И все же она, как мы ни старались, не смогла стать нашей подругой. У меня до сих пор такое чувство, что она нас немного побаивается и ревнует Марка к воспоминаниям о прошлой жизни. Но реже мы стали общаться не из-за нее, а из-за самого Марка. Мне кажется, он чувствует себя виноватым передо мной за то, что стал уделять меньше внимания Шете. Точнее, что смирился, поверил, что она никогда не станет прежней. А я не знаю, как его разубедить и злюсь из-за того, что между нами повисла эта неловкость.
