Иван внимательно посмотрел на нее, задумался.
— Согласна, — кивнула Диана. — Мы с Петей эти каникулы решили у моих родителей в Кронштадте провести.
— Ну-у, еще не совсем решили, — толкнул съехавшие на кончик носа очки к переносице. — Но, в общем… да. Сам посуди, — руками развел. — На что экспедицию собирать? Мы максимум на билеты до Питера найдем, и то, Иван вон спонсирует половину. Ну пусть пойдут на твою затею, ты сколько добавишь? Столько же. Мало. Дальше что?
— Так, да? — надулся юный кладоискатель. — Один пойду!
— Вот-вот, иди, покорми мошку.
— Я с тобой пойду. И спонсирую, — выдал неожиданно для всех Иван, меняя тем поворот дела.
Марина ложку в рот сунула, прикусила, изучая мужчину. Если Оскольцев старший готов средства на более чем сомнительное путешествие выделить — это что-то значит. А что еще и голову в неизвестность сунуть, своим дорогим временем рискнув — вообще из ряда вон. Видно, нешуточный интерес у мужчины образовался. А раз так — зерно рациональное в Гришкином бреде все же есть.
— Серьезно? — не поверил Петя. Тот кивнул.
— Накрылся отчий дом и свидание с морским собранием! — опечалилась Диана, мысленно смиряясь с мыслью, что поехать они все равно поедут, но в другом направлении.
Гришка — чудик, конечно, но и Оскольцевы — чудаки, возможно даже в большей степени. К тому же упрямы, как стадо ишаков! И если уж самый разумный из них, Иван, в путь дорогу собирается — пиши пропало. Петя теперь однозначно прицепом пойдет, равняясь на старшего брата, а Диане морально-этическим кодексом социума променад плечом к плечу с ним прописан — аки жена ему.
— Блин! — не сдержалась.
Марина вздохнула, поддерживая ее и мысленно махнула рукой на мечту о безоблачных каникулах в роли трутня:
— Ладно, — протянула уныло. — Уговорил, искуситель. Когда выступаем?…
После войны мир изменился.
Многие не узнавали его, не узнавали себя и своих сородичей.
Мягкий климат резко сменился на суровый, непредсказуемый. Сначала, не переставая лил дождь, потом повалил снег.
Фундаменты строений размыло ливнем, какие-то из домов рухнули, какие-то уцелели, но в них теперь жили по две, а то и пять семей вместе. Уголь и дрова стали великой ценностью и это учитывая, что род жил в урочище. Поход в гости — подвигом, хотя до соседа рукой подать. Но сделай пару шагов под проливным дождем, что льет с неба как водопад и вода ручьями бежит по земле, смывая дерн, мох, размывая почву и сбивая с ног прохожего. К соседнему дому приходишь мокрый до нитки и не думаешь обсохнуть ведь обратно идти опять под дождем и опять мокнуть.
Ливень становился все холоднее и, люди, не раз промокшие, уже почти живущие в воде, начали болеть. Особенно страдали дети и мужчины из пришлых. Первые были слабы перед стихией после потрясения и испытания дорогой и страшными картинами катаклизмов и сражений, что довелось им увидеть. Хрупкая психика не выдерживала, энергетика давала сбой и отлученные от привычного мира, привычной защиты родового эгрегора, материнского поля, они чахли, сдавались на милость влажности и холода, заболевали и быстро сгорали. Мужчины же шли по пути самоуничтожения, как-то внезапно переведя свое биополе на истощающий ритм, приводящий к смерти. Они будто винили себя в произошедшем и пытались исправить ситуацию за счет своей жизни. В жутких погодных условиях, мужчины спасали часть посевов и бродили по округе, надеясь встретить своих, оказать им помощь. И пропадали вовсе, выйдя за бор, то ли заплутав, то ли погибнув под камнями и деревьями, что рушились на землю, то ли еще какая напасть настигала их.
Земля то и дело содрогалась из-за подвижки земной коры и, никто не мог точно сказать что завтра или послезавтра по городищу не пройдет разлом, не вырастит на месте недавних ржаных полей, кормивших весь род, высокая гора или не образуется озеро.
Ждали всего, готовились к худшему. Дошло до того, что по приказу кнежа волхв открыл ратный схрон и раздал родовые мечи, коими ране тешились на празднествах, а ныне всерьез оружием воспринимали. Темень, плотно укрывшая все округ, скрывала немало неприятностей, от которых не спасал ни меч, ни оберег и все же мужи надеялись отстоять род и выстоять, потому ходили с мечами и резами даже по городищу, дозорили не смыкая глаз. И действительно были готовы сражаться, а не бавиться.
Гиблый путь, избранный соколами, серьезно сказывался на настроении лебедиц. Внешнее энергетическое поле крепости, что они поддерживали, истощилось и пропало. Сил женских хватало ровно на поддержку семьи.
Городище обезлюдило, притихло. Каждая семья в страхе и неизвестности сидела дома и молила, чтобы не рухнула крыша, не обвалились стены, не смыло дом вместе с его жителями, не заболел ребенок, не пропал муж и, сын, ушедший к родичам далеко на юг до катастрофы, остался жив, вернулся целым и невредимым.
Как назло, за седмицу до атаки около тридцати сынов и дочерей рода уехали на ежегодную встречу со своими товарищами по Арктуру. Дружеские отношения выпускников высшей школы часто перерастали в любовные и семейные, ведь группы учеников делились по статусу рода, заведомо предугадывая развитие событий. И потому, союзы меж одногруппниками приветствовались. Так лучшие рода обменивались кровью и укрепляли свое будущее.
Отправив детей, родителя обычно ждали хороший вестей от них: о здоровье и делах родственников, о жизни сородичей в других городищах и конечно, о желании сына или дочери заключить союз. После следовали бы пышные гулянья, свадьбы по пять, а то и десять на день, пир вокруг священного огня, зажженного в честь умерших предков, чтобы те разделили радость наравне с живыми…
Но это было раньше.
Теперь же никто не помышлял разжечь священный огонь, не ждал вестей о возможном союзе, ни строил планы на будущее, в котором было место и детям и внукам и правнукам. Теперь никто не знал, что ждет его завтра, будущее из огромного пласта в век и больше, сузилось до одного дня, что пережил и ладно, все живы — и то счастье. Планы не строили — их смывало сплошным водным потоком, льющим с небес, об участи других крепищ не говорили — боялись нарушить неосторожным словом или предположением зыбкость их положения, поэтому же негласно решили не поднимать тему об ушедших детях. Каждый молил о благополучии своих, и других родов. Но былой эгрегор как связь меж вещими родов были разрушены электромагнитным и энергетическим хаосом после массовых взрывов свернувших даже географические полюса, а новый эгрегор на месте нестабильности не мог создаться сам по себе ни за час, ни за седмицу, потому же и связь не налаживалась. Угадывалось что-то в эфире, мелькало то ли тенью былого, то ли зыбкой иллюзией будущего. Вера становилась шаткой и отдавала горечью плохого предчувствия. Каждый понимал — на таком шатком материале ничего не построишь.
