— Ваше высочество, пора, — говорит Эрандис.
Пора так пора… Папа не любит, когда опаздывают. Тем более сегодня официальный прием, какие-то важные гости, и Лоррене заранее было указано, что ее присутствие необходимо.
Жениха ей подобрали, что ли? Вот еще этого только не хватало…
Лоррена совсем не хочет замуж. Она знает прекрасно, какого замужества добивается для нее ее отец, отстраненный от большой политики здесь, в Каррандии, в этом медвежьем углу, где местная знать даже не умеет пользоваться вилкой, не говоря уж о фруктовом ноже. Папа мечтает выдать дочку замуж в метрополию, чтобы через этот брак вернуться поближе к трону. Лоррена — красавица, и папа у нее — принц крови, но уж больно подмоченная у него репутация. Если кто и возьмет девушку замуж из столичных аристократов — да даже и не столичных, но хоть не из глухого леса, — все равно это будет неравный брак, который в прежние годы Марелье посчитали бы постыдным.
Лоррена не хочет какого-нибудь захудалого графа! Ей по рангу принцы! А лучше — короли.
Здесь папа сроду не найдет принца.
Так что если он нашел ей жениха — придется ощетиниться и бороться за свои интересы.
Лоррена проверяет в зеркале, хороша ли улыбка, потупляет глаза — и отправляется воевать.
Зал приемов — высокие окна, позолоченная лепнина, бархатные портьеры, узорчатый полированный паркет. Отец сидит в кресле на возвышении. Это просто кресло, хоть и золоченое, но принцу Серрьеру Марелье нравится считать его троном. И сидит он с непринужденным видом истинного властителя этого мира. Пусть Каррандия — дальняя провинция, поросшая еловыми лесами, Береллин — маленький городишко с пыльными немощеными улицами, по которым бродят куры и козы, а замок Вьерр — просто загородный дом в два этажа, хоть и с башенкой в северном крыле. Зато на башенке развевается знамя Марелье с синим грифоном, зато паркет блестит, как зеркало, зато слуги в шикарных ливреях, на столе тяжелое уродливое фамильное серебро, а на голове у Серрьера — золотой обруч с овальным зеленым камнем. Пусть и в изгнании — он не позволит никому забыть, что он принц крови, без пяти минут государь всея Эннара.
Местная знать, жалкие бароны и простые рыцари без титулов, преклоняются перед его величием, и это немного утешает.
А сегодня прибыл долгожданный гость. Принц Серрьер внутренне трепещет от нетерпения, но внешне спокоен. Граф Саллитан, конечно, из сомнительной новой знати — всего-то третий граф, а первый, рассказывают, выбился в дворяне из купцов, потому что, будучи чудовищно богатым, одалживал деньги королеве Маргерит и не был настолько вульгарен, чтобы требовать возврата долга. Нынешний Саллитан уже не так оборотист, как его дед, но все еще имеет за душой немало. Если удастся всучить ему принцессу, он в лепешку расшибется, но возвратит Серрьера Марелье ко двору.
Конечно, Лоррена еще глупая маленькая девчонка и молода для брака, но это даже к лучшему. Саллитан получит возможность воспитать себе жену по своему вкусу. А девочка и красива, и знатна, а что немного строптива — ничего, ей просто нужна твердая рука.
Мысленно принц уже видит свадьбу, распахнутый для Марелье карман Саллитанов, столичный дом с синим грифоном над фасадом, мраморные залы королевского дворца… и в перспективе — трон, который пока по недоразумению занимает братец Леорре.
А вот и дочь. Нежное личико, золотые волосы уложены в высокую прическу, из которой продуманно выбиваются на изящную шейку два локона, открытые детские плечики, за корсажем еще почти ничего нет, — но красавица, красавица! Принц слышит, как Саллитан причмокнул. губами, глядя на это юное чудо. Клюнул. То-то! Сейчас принц очень горд своей девочкой.
Только бы вела себя хорошо, маленькая негодяйка. Потому что на розовых губках милая улыбка, а в глазах подозрительные искры. Задумала что-то. Помогите боги всему роду Марелье, если она расстроит намечающуюся выгодную сделку!
Граф Саллитан разглядывал ее, как товар на прилавке. Лоррене казалось, что в голове у него на невидимых счетах отщелкиваются костяшки. Титул — плюс сто. Голубые глазки и красивые волосы — плюс двадцать. Слишком молода — минус десять… а впрочем, попробовать малолетку, да на законном основании… не будем вычитать эти десять, а прибавим пять за невинность. Придется тратить деньги не только на нее, но и на ее папашу — минус пятьдесят. Но если папаша добьется своего… тогда плюс сто…
Она опустила ресницы, чтобы этот счетовод не увидел бешенства в красивых голубых глазах. На себя бы посмотрел, торгаш! Титул дешевый — минус пятьдесят. Старый, чуть ли не старше папы, вислые щеки и вислые усы, уродливый длинный нос, масленые глазки размером едва ли крупнее черной смородины, залысины ото лба — еще минус сто. Брюхо! Еще минус двести!
От злости стало легче думать. Ладно, у этого борова… нет, не борова, не будем обижать свинок… у этого недоборова есть два плюса: деньги и связи. Впрочем, кажется, он глуп. Проверим. Если так, его можно использовать, не поступаясь свободой.
Зачем сразу — замуж? Пусть сначала вытащит их из захолустья, тогда и поговорим! Неужели папа не догадался?..
Впрочем, папа никогда не был силен в играх, где надо видеть вперед дальше, чем на два хода. С него станется разбазарить все козыри в начале игры.
Лоррена приседает, сладко улыбается, делает глупую-глупую мордочку и лепечет:
— Ах, граф, вы такой импозантный!
Папа наблюдает с нарастающим интересом за дочерью, которая почему-то взялась разыгрывать идиотку, но пока, слава богу, молчит. "Только не ляпни лишнего, — мысленно внушает ему дочь, — только не вмешивайся!"
И принц Серрьер слышит, как одуревший от воркования маленькой негодяйки граф соглашается, что принцессе следует выходить замуж в столице, да в кафедральном соборе, да в столичных туалетах — ведь злые языки скажут, будто Саллитан скряга, если, беря принцессу за себя, сэкономит на свадьбе! Разве оценит высший свет истинный блеск этого брака, не увидев его во всей красе?
Она, как бы волнуясь, кладет нежную ручку на здоровенную мясистую лапу графа, она придвигается ближе, невзначай позволяя заглянуть за корсаж — а этот болван, похоже, до того одурел, что ему мерещится грудь, которой, честно говоря, покамест и нету. Он очарован, покорен, раздавлен — и согласен на все.
— Ну что же, дочь моя, — рокочет принц, ухмыляясь в усы, — идите теперь к себе и дайте мне поговорить с вашим женихом.
Лоррена приседает, нежно произносит, опустив длинные ресницы:
— Да, папа, — и удаляется чинной походкой.
В своих покоях она мечется в нетерпении. Получилось! Только бы папа не испортил ее игру. Папа, не промахнись! Я поймала дичь и скрутила, тебе надо только освежевать ее — так не сглупи, не упусти!