Лациф подождал, осмотрелся, еще подождал и разочарованно хмыкнул:
— Так и думал. Ну тогда, — ладонь короля вулкана вспыхнула ярким алым пламенем, — не вините. Это все ваш Создатель! — и убийцы загорелись.
Создания закричали, охваченные оранжевым пламенем, а гомокул схватил Крис за волосы и потащил за собой по земле.
— Знаешь, я обещал ему, что я не трону тебя. Твой друг так просил. Поэтому я не стану тебя мучить. И даже бить не стану. Представляешь какой я молодец, — саркастично ухмылялся Лациф, волоча убийцу за собой по песку. — Я даже дам вам встретиться на прощание, — процедил он и, наконец, распахнул портал. Он протащил ее по замковому двору, вниз по лестнице в темницу, поднял за перепутанные пряди и, как мешок мусора, бросил прямо в открытую клетку, напротив клетки Фила. Стражник тут же запечатал клеть, а появившийся король указал на взбешенную напуганную убийцу и зло оскалился. — Вот! Гляди кого нашел! И не погорела совсем! Все для тебя, мой друг! — язвительно рявкнул Лациф и исчез в новом портале.
Кристен тревожно озиралась по сторонам:
— Что это? — показала она на оковы на своих руках. — Я опять не могу выйти.
— А на что ты рассчитывала после того, как сотворила такое? — покачал головой Фил. — Почему ты это сделала? Ты ведь говорила, обещала, ты клялась мне, что не тронешь никого!
— Ты совсем дурак! — взбеленилась она. — Как я могла простить ему то, что он сделал!
— Так почему ты убила не его?!
— Потому, что я хотела, чтобы он страдал! — закричала убийца. — Твоего короля не убить, и даже не ранить такой как я, но ему все равно можно сделать больно! Причинить такую боль, которая будет похуже любой телесной раны! Он безумно привязан к вам! Он жаждет защитить своих любимых Бессмертных!
— И ты воспользовалась этим?
— Как этим можно было не воспользоваться? — зашипела она. — Это его единственная слабость!
— Я предал своего друга ради тебя. На моей совести столько смертей, а все из-за твоей жалкой ненависти?
— Нет. Все из-за того, что ты хотел облегчить свою совесть!
— Ты омерзительна, Крис, — рыцарь с сожалением и печалью смотрел на мечущуюся в клетке женщину, которую он когда-то знал.
— Я? — засмеялась убийца. — Нет! Это ты омерзителен, Фил! Ты всегда был таким! Всегда только убегал и винил других! Ничтожество, неспособное принимать решения и нести за них ответственность! Даже в реальности ты был таким! У тебя была жизнь, была я, но нет! Ты предпочел самобичевание и вечное уныние, хотя мы могли бы быть счастливы! — заорала она во всю глотку, пытаясь расшатать толстые прутья клетки.
— Я никогда тебя не любил, — грустно пробормотал рыцарь, — но из-за тебя я потерял женщину, которая действительно мне дорога. Какой же я идиот…
— Так и есть, — протиснув свое лицо между решетками дверцы счастливо заговорила Кристен, — ты идиот! Полнейший! Но ты потерял ее не из-за меня! Даже сейчас ты продолжаешь винить кого-то другого! Неужели ты думал, что то, что предал своего друга, тебе сойдет с рук? Неужели ты думал, что женщина, которую ты предал когда-нибудь тебе это забудет? Ты недалекий эгоистичный шкурник, что потерял всех и вся из-за собственной слабовольности! Это ты во всем виноват! — закричала она как бешеная. — А ты наверняка свалил всю свою вину на обстоятельства да других людей, ага? Ты же всегда так делал! Тебе не привыкать! Но это ты, сволота, во всем виноват! Только ты!
Фил как будто впервые вышел из темноты на яркий свет. На миг его ослепило и качнуло. Рыцарь рухнул на теплый пол, тут же заставив свои колени посинеть.
— Это я убил их? — прошептал он. — Я… — Осознание накатывало медленно, давая прочувствовать весь ужас происходящего. — Это я, — и его кулак ударил по полу клетки. — Во всем виноват я! — заколотил рыцарь посеревшими мозолистыми руками и заорал от мгновенно навалившейся вины. Его рвало на части понимание того как ужасно и глупо он поступил. Он бросался на стены, бранил и ненавидел себя. Бился в истерии, а когда она, все же, прошла, заревел. Заревел в голос от неизбежности своей судьбы и вжался в темный угол своей клетки, как ребенок, которого наказали и закрыли в комнате без возможности когда-либо выйти оттуда.
А за дверью темницы, прямо за порогом, так, чтобы никто не видел, стоял король. И ни боли на его лице, ни злости. Оно больше ничего не выражало. Только бесконечное разочарование и непроницаемое хладнокровие. В голове перестала вертеться мысль: «Как он мог?». Больше не осталось желания убить, придушить и заставить страдать, чтобы он молил о пощаде и вопил о том, как сильно сожалеет. Нет. Все прошло. Улетучилось вместе с тем невыносимым душераздирающим плачем, который слышался из клетки Фила. Теперь, как ни странно, к нему осталась только жалость.
Ловис открыла глаза и медленно поднялась. Она поглядела вокруг, поглядела на свои старые серые одежды, больше напоминающие ночнушку нежели платье и заплакала.
«Братик?!»
Маленькая чародейка торопливо бросилась в близлежащий город и, вбежав через зеленые ворота, спешно отправилась к торговцу выполнить первое задание и получить деньги на телепорт в Сайтро. Она шустро собрала необходимые квестовые предметы и, получив заветные монетки, кинулась к атласу. Там добродушный привратник пропустил ее, и маленькая чародейка оказалась на площади в цветущем городе. Ловис бросилась к дому Олдера, не разбирая дороги от слез. Она отказывалась признавать, что с ее братиком что-то могло случиться.
Лов добежала до крыльца и толкнула входную дверь, но та ей не поддалась.
— Точно, этот персонаж не зарегистрирован в доме. Бабуля! — закричала она в окно. — Бабуля! — Дверь распахнулась, и девочка кинулась к ошарашенной целительнице, что стояла на пороге. — Бабушка, — зарыдала чародейка, а Алисия недоуменно отстранила ее от себя и внимательно осмотрела со всех сторон.
— Ловис?
— Да, — закивала сквозь слезы девочка, — это я.
— А почему в таком виде?
Перед ней стояла пятнадцатилетняя девочка с прямыми светлыми волосами и голубыми глазами.
— Ты очень похожа…на себя.
— Так и есть. Братик попросил создать такого перса…Братик! Он…он… — глаза Ловис наполнялись ужасом, и она, хныча и вытирая ладошкой сопли, рассказала целительнице обо всем, что произошло у них дома. — Он говорил, что, если случится что-то ужасное, нужно идти к королю, — зарыдала девочка, а целительница крепко и спокойно обняла ее, хотя на ее лице читалась искренняя тревога.
— Во что же ты ввязался, Майк? — прошептала она, успокаивая внучку.
— Он ведь живой, бабушка? — Ловис с надеждой уставилась на целительницу, и та натянула на лицо уверенную улыбку.
— Конечно, милая. Ты же знаешь Майка, он был лучшим на службе. Такого как он просто так не убить.
— Мы подождем его, да, бабушка?
— Да, Ловис. Конечно. Теперь мы можем ждать его хоть целую вечность, — пробормотала Алисия, еле сдерживая собственные слезы.
Лациф медленно шел к врачевальне. Задержался у порога, вдохнул поглубже и вошел внутрь. Лиари сидела на кровати и смотрела в открытое окно, на котором расположилось несколько изящных птиц. Небольшие ярко-синие и красные птахи, похожие на мини копии павлинов радовали глаз и услаждали слух своими мелодичными трелями.
— Знаете как они рождаются? — не отрывая глаз от прелестных пернатых, спросила Лиари.
— Нет, — Лациф присел у стены на скамью и тоже поглядел на них.
— Мой отец берет лепесток любого понравившегося ему цветка и вдыхает в него жизнь. Лепесток сворачивается, меняется и, в конце концов, из него появляется маленькая пташка. Она прекрасна и очаровательна. Она завораживает и увлекает… Но в ее глазах полнейшее «ничто». Эта птица рождается пустой. В ней нет ничего кроме инстинктов, все чего она жаждет это есть и множиться! — Лиари замолчала на некоторое время, но чуть заметно грустно улыбнувшись, продолжила. — Однако, это еще не все. Когда миру является новое тело, отец дарит ему душу. Она не так прекрасна, как птаха, скорее наоборот, сера и неприглядна, никто не обратит внимание на белую воду, когда она налита в восхитительный сосуд. Ничей глаз она не порадует, но именно она заполняет пустоту. И тогда птичка вздрагивает, пугается, обретает желания и личность. Она становится не просто существом, она становится поистине живой. Насколько же огромна сила этой серой и неприглядной души?
