— Требуется добыть компромат на Вахрамеевых.
— Именно! — полковник ткнул указательным пальцем в стол. — Не получилось взять их на незаконной торговле стратегической продукцией, подойдём с другой стороны. И Вениамин нам в этом поможет.
— За Ступиным продолжать вести наблюдение?
— Глаз с него не спускайте.
Глава 9
Войдя в класс, я первым делом нашёл взглядом Амалию. Она сидела на задней парте со своей подругой. Увидев меня, она улыбнулась, и пересела ко мне, когда я устроился за соседней партой. Все ребята со мной почтительно поздоровались, а многие девчонки стали усиленно строить глазки. Из четверых, кто сражался с персами, остался я один. Саша Кукушкин ещё лежал в больнице, Серёга погиб, а Вити почему-то не было уже второй день, и никто не знал, что с ним.
Когда Амалия ко мне подсела, сердце забилось чаще. Словно вернулся в свои юношеские годы — время, когда разум застилает пелена эмоций, когда кажется, что кроме объекта твоей страсти вокруг не существует ничего, а рядом с ней мир расцветает красками. Я давно подобного не испытывал. Замкнутая жизнь одинокого калеки не способствует появлению романтических чувств. Нередко я смотрел на молодые пары и завидовал им, ведь моё время прошло, оставив позади самые приятные моменты. А сейчас я начинал жить заново, но теперь душу отравляло понимание того, что все эти эмоции — бессмысленный выброс в кровь химии, нужный только для того, чтобы проклятый человеческий род не прекратил своё существование и продолжал копошиться в этой помойке, словно черви в навозной куче. Но всё же мне не хотелось, чтобы счастливые минуты заканчивались.
— Как себя чувствуешь? — спросила Амалия.
— Неплохо, — ответил я, — раны заживают потихоньку.
— Ты вчера не пришёл, я подумала, что-то случилось. Такая ужасная бойня была…
— Да ужасная.
— Когда швы снимать?
— Завтра, наверное, сниму.
— Сам?
— Ну да. Сложно, что ли?
Я видел, что Амалия тоже тянулась ко мне, она мило улыбалась и украдкой смотрела в мою сторону, хлопая своими длинными ресницами, и меня это только больше будоражило. И я подумал, а почему бы и нет? Не всё же людей убивать? Дерьма и боли вокруг много, а приятного в моей жизни пока ничего и не было. Хотелось отдохнуть и забыться хотя бы на день или на несколько часов. В конец концов, я даже не знал, удастся ли выжить в этом мире, или остаток дней я проведу в прежнем изломанном теле наедине со своими воспоминаниями.
— Мы так и не сходили никуда, — сказал я. — Может, завтра? Ты завтра свободна?
— Да, можно и завтра. Только боюсь, родители не отпустят.
— Почему?
— Отец говорит, опасно. Людей на улицах избивают. В среду на азиатский квартал напали. Слышал? Поговаривают, будто даже демонов видели!
— Да мало ли что говорят. Чего только люди ни напридумают, — ухмыльнулся я. — Ну а со мной отпустят?
— С ума сошёл? Они не разрешат мне ни с кем никуда ходить кроме как с моим… женихом, — последнее слово Амалия произнесла насмешливым тоном. — Они такие ретрограды!
— Знаю одно уютное кафе на техническом училище. Хотел туда тебя свозить.
— Было бы здорово. Я вообще ни разу не бывала в «ближних» районах. Надо что-нибудь придумать. Скажу, что к подруге иду. Может, прокатит.
Прозвенел звонок, и в класс вошёл учитель.
— Хоть адрес скажи. И телефон, — шепнул я.
— Островского пятнадцать, четвёртый подъезд, тридцать первая квартира, — она взяла ручку и написала на полях моей тетрадки телефон. — Только не названивай часто. Родители узнают — вообще запретят из дома выходить.
Я даже не заметил, как пролетели эти два урока, и вот нам с Амалией снова настала пора расставаться, а мне предстояло ждать завтрашний день в предвкушении новой встречи.
Всю дорогу домой я был окрылён какой-то неведомой силой, и даже не заметил, как оказался в своём загаженном подъезде. Когда вошёл в квартиру, Олеся мыла полы. При виде её, у меня сразу встали перед глазами наркоманский притон и гниющие конечности дезоморфиновых торчков, и это меня мигом спустило с небес на землю.
— А ты куда? — спросила Олеся, когда я, выложив тетрадки на стол рядом с диваном, собрался вновь покинуть дом.
— Дела, — коротко ответил я.
— Я обед приготовлю.
— С завтрака еда осталась. Там же целая кастрюля вермишели.
— Могу суп сварить. Может, ещё что сделать?
— Да ничего не надо, — пожал я плечами. — Отдыхай. Следующую неделю тебе придётся много побегать.
— Ну ладно, — проговорила Олеся с какой-то грустной интонацией.
Дорогу к заброшенному монастырю я нашёл не сразу. На карте тот не обозначался, а интернет, где можно узнать обо всём на свете, в этом мире пока не изобрели, так что пришлось ехать наугад и на месте расспрашивать жителей.
По пути к Люберцам пришлось поплутать. На больших трактах мне не стоило показываться без прав, а потому двинулся в объезд по узким извилистым маршрутам через пригородные посёлки. Пока ехал, постоянно смотрел в зеркало заднего вида, нет ли слежки, несколько раз останавливался на обочине и ждал, пока проедут машины. Один раз даже свернул с дороги на просёлок, но убедившись, что хвоста нет, вернулся обратно. Нельзя было допустить, чтобы кто-то узнал, чем я занимаюсь и зачем еду в заброшенный монастырь. Наверняка наблюдатели желали получить доказательства того, что я призываю демонов. Если получат — мне конец. Тогда точно не отверчусь.
Люберцы оказались небольшим городком, почти посёлком. Я въехал в частный сектор, который перемежался предприятиями и редкими многоэтажками. От всего тут веяло провинциальностью: асфальт старый, потрескавшийся, много грунтовых дорог, улицы не ухожены и не убраны. Даже не верилось, что я — в Подмосковье. Возможно, в центре городка было иначе, но туда я не поехал.
Расспросил нескольких человек.
— Это тебе в Матюково надо, — говорили местные мужики. — Была такая деревня тут недалеко. Это вон туда, до следующего перекрёстка, значит, а потом прямо и через километра три сверни на Троицкое. А дальше — а пёс его знает. Какой-то поворот, говорят, есть со шлагбаумом.
Примерно такие ответы я получал от всех, кого спрашивал. Не смотря на близость монастыря, никто из местных жителей не знал, где конкретно он находится и где именно надо поворачивать.
Не добившись ничего конкретного, я поехал в указанном направлении, миновал промзону, которая дымила десятками труб и провожала меня пыльными окнами гудящих грязных цехов, свернул на Троицкое. Проезжая очередную деревеньку, решил ещё поспрашивать народ. И тут попался мне один старик, который не просто рассказал, а даже на карте показал, где находится дорога к Матюково. Но даже так я её не сразу нашёл, поскольку это была порядком заросшая колея, уходящая в лес. Раза два проехал мимо, а потом, не найдя на указанном промежутке ничего более подходящего, свернул туда, даже не надеясь, что дорожка куда-то приведёт. Однако миновав лесок, я уткнулся в ржавый шлагбаум и понял — то, что надо. Шлагбаум объехать труда не составило, и я покатил дальше.
На удивление мой мотоцикл по бездорожью шёл бодро, только руки были постоянно напряжены. Удерживать на грунтовке этого массивного ржавого монстра даже при относительно широком руле оказалось занятием не из лёгких, особенно после двухчасовой «прогулки» по разбитым дорогам здешнего Подмосковья.
Вскоре миновал деревню Матюково, точнее то, что от неё осталось. Она опустела так давно, что дома превратились в земляные холмики, поросшие травой и кустарником. Я даже не сразу понял, что когда-то тут была населённый пункт. Тропинка пересекла ручеёк, и вскоре среди зарослей мне открылся вид на полуразрушенную кирпичную стену, из-за которой торчали несколько построек. Церковь чернела четырьмя куполами, пятый — отвалился.
Ворота отсутствовали, я завёл мотоцикл внутрь и заглушил мотор посреди дворика, захваченного бурьяном. Поднялся на стену и некоторое время смотрел на дорогу, ожидая гостей. Но всё было спокойно.
