жестче — сбрита, что значит лишь одно: на блондинку, оставшуюся стоять на улице, у Дара были серьезные планы. Бриться он не любил и каждый раз, когда после бритья начинала отрастать щетина, разыгрывал чуть ли не целую слезную трагедию, потому что у него очень чесался подбородок. Он одно время даже думал отрастить бороду, но она ему не шла.
Дополняли его образ футболка поло красивого аквамаринового цвета, темные джинсы и свитер, небрежно наброшенный на плечи и завязанный узлом. Такой весь из себя пай мальчик с чертинкой. Именно так его и воспринимали, только я на его образ без смеха смотреть не могла. Весь вылизанный и холеный — ставь на полочку и радуйся. И мне действительно жаль ту блондинку, которая заберет это произведение в свою коллекцию.
Потому что красивый Дар только на публику, а в быту это заросшее выцветшее нечто в растянутых трикошечках, с всклокоченными волосами и полубезумным взглядом. А еще он подолгу торчит в ванной, потому что чтобы превратить Бармалея в Красавчика времени нужно, очевидно, не мало.
— Дар, — представился он, вальяжно расположившись в кресле рядом со мной. Такой себе уставший представитель богемы. Мне отчего-то вспомнилось, как он репетировал эту позу, поставив зеркало перед креслом в маминой гостиной, и мне пришлось сильно постараться, чтобы сдержать смешок, а улыбку спрятать за кружкой.
— Ида, — коротко кивнула редактор.
Ида явно поняла меня правильно и решила не вдаваться в подробности, однако Дар зачем-то решил их узнать. Приложив костяшку пальца к губам, он с задумчивым видом произнес:
— Я так понимаю, вы новая подруга моей сестры?
— Что-то вроде того, — усмехнувшись, ответила Ида.
— Мне вас жаль, — с притворной грустью произнес братец, а я даже не удивилась. Родственники вообще созданы, чтобы позорить честных людей.
Я уже готовилась дать Дару затрещину, его затылок как раз находился под нужным углом ко мне, когда Ида спросила:
— Это еще почему? Саша показалась мне очень хорошим человеком, и я была бы рада с ней дружить.
— Саша? — хохотнул братец и покосился на меня. — Да какая это Саша? Это Дрия! Дрянная девчонка, которая не умеет дружить.
Я тяжело вздохнула.
— Встречаться она тоже не умеет, — продолжал тем временем Дар. — Знаете, кто такой Лешик?
Ида отрицательно покачала головой и махнула рукой, мол вещай мой добрый проповедник. Однако на меня она посмотрела таким понимающим взглядом, что я не смогла сдержать улыбку. Похоже, у Иды тоже были такие родственнички, как Дар.
— Лешик — это бедный парень, которого наша очаровательная Дрия выгоняла из квартиры железной трубой.
— Ножкой от стула, — поправила я.
— Но все равно железной, — настаивал на своем брат.
— Хромированной.
— Интересно! — протянула Ида. — А почему выгоняла?
— Потому что я недостаточно состоятельная, чтобы содержать альфонса, — лаконично ответила я.
— А-а-а, — только и смогла выдать Ида, но по ее интонациям стало понятно, что картинка сложилась, и все пазлы заняли нужные места.
— Неправда! — возмутился братец. — Лешик не был альфонсом.
— А кем он был? Иждивенцем?
— Да я не в том смысле. Просто альфонсы обычно выглядят хорошо. А Лешик был не очень.
— Как вы? — тихо спросила Ида, а лицо Дара вытянулась.
Он смотрел на Иду круглыми глазами и явно пытался понять, что именно имела в виду женщина напротив. Я буквально видела, как в его голове бегают тараканчики и переговариваются, пытаясь прийти к консенсусу. Считает ли Ида его достаточно красивым, но альфонсом, или он так же «не очень», как Лешик?
И эта пантомима продолжалась бы долго, если бы в приоткрытое окно не постучали. Мы дружно повернули головы, а блондинка, оставшаяся ждать Дара на улице, показала нам средний палец, а затем, эффектно взмахнув идеально уложенными кудряшками, зацокала дальше по улице.
— Похоже, тебя бросили, — констатировала я, поворачиваясь к столику.
А дальше произошло то, чему я не смогла сразу же найти объяснение. Дарий соврал. С наигранной легкостью.
— Это не моя девушка. Младшая сестра Витьки. Он попросил провести ей экскурсию по городу.
Сказать, что я удивилась такой глупой и неправдоподобной лжи, это ничего не сказать. Во-первых, я знала всех друзей брата на пересчет. И у детдомовца Витьки сестры не было, разве что названной. Да и не стала бы названная сестра, так красноречиво посылать сбежавшего экскурсовода. Во-вторых, внешний вид Дара говорил за него, так он наряжался только тогда, когда надеялся, что ему что-то да обломится.
Однако у нас с братцем была негласная договоренность: не лезь, когда другой брешет. А если хочешь влезть, то поддержи. Что, собственно, я и сделала.
— Да, выросла девочка.
Собственно, в отличие от Дара, даже не соврала. Девочка же реально выросла, ну и что, что видела я ее впервые?
Ида окинула нас с братом каким-то хитрым взглядом, но ничего не сказала, а я успешно перевела разговор в далекие литературные дали. Я вообще очень любила читать, но еще больше любила говорить о книгах. Ида оказалась того же сорта человеком. У нас даже совпадали литературные вкусы. Мы обе не шибко любили классику, хотя читали ту и иногда находили любимчиков. Нам обоим оказались по вкусу современные любовно-юмористические романы и фэнтези — любое, хоть любовное, хоть эпическое. Иде еще нравилось политическое, в котором я не шибко разбиралась.
Дар, далекий от книг, как я от балета, сидел и вздыхал, а в тот момент, когда мы перешли на обсуждение мужчин из любовных романов, он начал еще и глаза подкатывать. А мы продолжали, прекрасно понимая, что действуем ему на нервы. В какой-то момент он не выдержал и выдал свое весомое мнение:
— Мое любимое произведение «Колобок», и ничего лучше я не читал!
— О, у тебя есть нечто общее с моей дочерью, — улыбнулась Ида, а Дару резко поплохело.
Он побледнел и каким-то не своим голосом спросил:
— Ты замужем?
— Нет.
— Но у тебя есть дети?
— Дочь, — повторила Ида. — Четыре годика. Ей тоже ну очень нравится «Колобок». Так что вы с ней на одном уровне развития.
Шпильку в свой адрес Дар почему-то пропустил мимо ушей, и спросил о другом:
— Вы в разводе?
— Нет. Я никогда не была замужем.
— Вы ее удочерили? — не унимался Дар.
— Родила.
— А отец?
— А
