— Мы просто не хотели, чтобы ты пострадала. — Осторожно беря меня за руку и целуя в запястье, виновато вздохнул рыжий граф, вызывая несвойственное мне желание утешить и пожалеть взрослого мужчину, нашкодившим ребенком, взирающим на меня.
— А это вполне могло случиться, попадись ты на глаза той шавке, что прибыла сегодня… — Мрачно вздохнул Светоч.
— Свет! — Отчаянно вскрикнул, вскакивая на ноги. — Что ты… Ты же знаешь, что рано!
— Знаю. — Не стал спорить беловолосый граф, нервно комкая ставший ненужным платок. — Но сейчас куда важнее наши действия, которые, готов поспорить, были истолкованы самым превратным образом. Так что выбора- то особого и нет. А несколько дней ничего не решат, лишь усугубят впечатление от нашего поступка. — Бросив косой взгляд на мечущегося по моей спальне брата, вздохнул он. И продолжил свою непонятную речь, обращаясь уже ко мне: — Видишь ли, милая, человек, прибывший этим утром — настоятель одного из монастырей на севере Лании, известен так же, как один из свирепейших инквизиторов нашего времени и лучший цепной пёс графа Эрвуда. В незапамятные времена, когда эта полубезумная вера в нелепого деревянного божка лишь зарождалась, мир был куда умнее, нежели сейчас. По крайней мере в то время, поклонников тысячеликого почитали за юродивых и подвергали гонениям. К сожалению, тогдашний граф дал им приют и защиту. И за какие-то полвека заболоченная, издыхающая от ползущих с топей лихорадок Лания превратилась в колыбель той безумной веры, что опутала третью часть материка. А графы Эрвуды получили целые выводки цепных кобелей, готовых огнём и железом завоевать расположение своих благодетелей. Судя по летописям, эти идолопоклонники всегда отличались кровожадностью. А среди болот она превратилась в абсолютную безжалостность. Графы, знавшие, что иначе их земли опустеют и придут в упадок без щедрых пожертвований — откупных, что бросают их своре в надежде избежать гонений большинство аристократов, позволяют им творить что угодно, прикрывая самые низменные пороки борьбой за истинную веру. А свора довольно часто атакует ни ведьм и колдунов, но тех, кто вызвал недовольство их господ. Наша семья никогда не одобряла действий Эрвудов. А узнав истинные причины, заставившие графа связаться с тем отребьем, что представляли собой поклонники многоликого — а то была голь перекатная: каторжане и висельники, стремящиеся избежать наказания — и вовсе прекратили всякое общение. За что и подверглись гонениям со стороны быстро разросшегося пустоцвета, который ныне называют единой верой. Прошли века, а Эрвуды всё так же приближают к себе храмовников. И как прежде нынешний граф подсылает их к тем, кто вызвав его недовольство. Как прежде коварен, скользок и увы, обладает достаточным влиянием, чтобы испортить жизнь — такой он, наш кровный враг.
Зачаровано слушавшая беловолосого я, наконец, поняв, куда клонит этот странный человек, в ужасе прикрыла рот ладонью — граф Эрвуд… Сколько мрачных слухов ходило вокруг этого имени. Говорили, что в подвалах его замка до сих пор томятся несчастные. Говорили, что он жесток, словно дикий зверь. Что по ночам вокруг болот, окружающих его земли, ходят души тех, кто был замучен по его приказу… Много чего говорили — шепотом и с оглядкой- но тогда всё это казалось страшной сказкой, внезапно оказавшейся куда ближе, чем думалось мне. Я боялась…и вместе с тем, просыпалось любопытство, которое спешил утолить Светоч:
— Довольно долго этот человек преследует нас. Точнее, его псарня: его самого мы видели несколько раз. Временами, нам удаётся избавиться от погони, но он вновь и вновь находит нас… А это утомляет. Нам нужна была передышка — и мы попросили убежища в твоем доме. И твои родители дали нам кров — так кажется ему: мы стараемся не афишировать наши внутрисемейные дела, а потому договорённости между нашими семьями ему не известны… Боюсь, он может решить, что ваша семья оказывает нам поддержку…
— А легче всего ударить по тебе! — Перебив брата, радостно воскликнул Зак, улыбаясь во весь рот, словно новость о том, что я могу пострадать из-за их появления в нашем замке была лучшим, что он слышал за свою насыщенную событиями жизнь.
— Узнав о твоем беспамятстве, можешь не сомневаться, эта шавка желая выслужиться, не преминет объявить тебя одержимой. А благодаря твоим рукам у твоих родителей не останется и призрачной надежды спасти тебя от поездки в одну из рассветных крепостей.
— Я не одержима! — Вскинулась я. Слишком часто слышала я шепотки слуг. До того, как они поняли, что говоря такое о собственных господах очень легко упасть с крутых ступеней или сгинуть в непролазном лесу. Уверенная в собственной непричастности и непогрешимости родителей, я не придавала значения этим исчезновениям — в то время все люди были для меня на одно смазанное и незапоминающееся лицо — пока однажды не услышала тихий шепот одной из горничных: — Ведьма!
Слово было незнакомым и ещё не вызывало того страха, что и сейчас. И понимания, что обвинение это — не что иное, как смертный приговор.
— После пары суток в компании с храмовниками, ты сознаешься в чём угодно — слишком большой опыт, слишком много средств, добиться признания. И в ворожбе сознаешься, и в том, что порчу наводила. А будешь упрямиться, соберут дур-служанок, да хорошенько припугнут — так оговорят, что и признаний не понадобиться, — словно прочитал мои мысли Зак, нависая над испуганно всхлипнувшей мной.
— Что же теперь делать? — Растеряно спросила я.
— Мы думали отсидеться, пока настоятель не уберется восвояси. Но он, судя, по всему вздумал задержаться… — Задумчиво откликнулся Светоч, ласково, словно ребенка, гладя меня по растрёпанным волосам. — Тем хуже для него. Несколько дней будем настороже, а затем соберется основная масса приглашенных. В толпе легко затеряться и тяжело — сделать что-то предосудительное. Так что, поосторожничай пару дней, мы посторожим, а потом, когда соберутся высокородные лорды и леди — тихо сбежим, уведя этого мерзавца за собой. Главное — перчатки при нем не снимай и не говори о своей амнезии… Потери памяти, точнее. Скажешь, что приболела. Никого кроме Элоизы не впускай — даже служанок. Я буду охранять твой покой, а Зак развлекать историями — вам же понравились его истории?
— Вы… вы в самом деле думаете, что мои родители хорошо отнесутся к присутствию двух посторонних мужчин в моей комнате? — Ужаснулась я.
— Они не узнают.
— Мы не посторонние! — Одновременно заявили благородные лорды, вызвав новый истеричный смешок.
Братья переглянулись, схлестнувшись глазами, словно лезвиями клинков. Несколько минут длился этот молчаливый поединок — за это время снова вспомнившая о своих переживаниях я тоскливо косилась на дверь, уже не беспокоясь за свою девичью честь, но очень переживая за возможные слухи, ставящие под сомнение эту самую честь. Видимо, победил Светоч: Зак опустил голову, а его старший брат беззаботно улыбнулся:
