- Твой прилично вышел, - сварливо заметил капитан, - а мой? Разве у меня такая шевелюра на голове, а? - он взъерошил свои и без того всклокоченные волосы.
Риль оценивающе оглядела Дона Маррона, потом кинула взгляд на борт корабля - скелет дяди у племянника вышел симпатичный и легко узнаваемый. Такого гнезда из волос на голове больше ни у кого не было.
- Не переживай так, - примиряюще улыбнулась девушка, - художники всегда немного преувеличивают для пущего эффекта.
- Ну, раз для эффекта, - протянул капитан, недоверчиво разглядывая свой костяной портрет, - так и быть, пусть остается.
Команда еще немного пообсуждала собственные изображения и решила по первому делу парня простить. Все-таки раньше их вообще никто не рисовал, а так, пусть и в виде костей, но каждый из моряков заполучил собственный портрет, даже два - на левом и правом бортах. Было чем гордиться. К тому же, все понимали, что первое плавание для моряка всегда остается первым, полным ошибок и страхов. Это после он станет настоящим морским бродягой, дайте ему только время, да опытного боцмана. А тут - слыханное ли дело, картину нарисовать. Не просто мазню, да каратиц вместо людей, а настоящую, как в домах богатеев принято на стены вешать. И что было совсем уже немыслимым, Лейтор ухитрялся работать без красок и кистей. Непонятно, но достойно уважения. "Если он сейчас так малюет, то, что потом будет, когда научится рисовать по настоящему?" - примерно с такими мыслями моряки возвращались на корабль. Живопись живописью, а завтрашнее отплытие никто не отменял.
Глава 8.
До Лустры шли дня два. День пробирались между островами, потом еще сутки шли по широкой воде к тонкой, чернеющей на горизонте полоске суши - материку. Капитан страховался, и первый день Риль просидела в своей каморке, пока Лейтор не соорудил для нее навес на палубе, куда девушка перебралась из тесного и душного помещения.
В благодарность за спасение от жертв своего художественного таланта ученик взял часть обязанностей Риль на себя. Палубу вымыл, навел порядок в капитанской каюте. Не удержался и обновил потемневшее от времени дерево обшивки. Талант требовал постоянного применения, наплевав на чувство самосохранения.
Вечер и полночи Лейтору пришлось провести высоко над палубой в обнимку с грот-мачтой. Внизу раненным зверем метался капитан и грозил страшными карами. Кары на расстоянии действовали плохо, и Лейтор предпочел не испытывать терпение дяди своим ближним местопребыванием. Он выслушал все с приличного расстояния, взобравшись по выбленкам на грот-бом-брам-рею. И что так расстраиваться? Получилось же довольно неплохо. Настоящая каюта страшного пирата. Но капитан считал по-другому. В этом могильнике он, видите ли, жить не собирается. Ему там одни кошмары сниться будут.
Завывания Дона Маррон пробудили любопытство Риль. Она прогулялась до каюты и оценила творчество ученичка. Н-да, капитанская каюта теперь напоминала девичий будуар, обитательница которого вдруг увлеклась темной стороной жизни. Что же, вместо полусгнивших досок - черный гладкий пол, довольно практично, голубой полоток - единственное светлое место в каюте, отчего по ней хотелось ходить, задравши голову вверх. Стены, хоть и черные, но совсем не напоминали стены могилы, как тут орали особо впечатлительные. И розовые морские звезды смотрелись на них довольно нарядно, а не шевелили толстыми червячными отростками. У кого-то слишком развитое воображение. Да и зеленые водоросли на стенах ничуть не походили змей. Пасти же у них нет? Нет! Значит, никакие они не змеи! О чем она и сообщила капитану, заверив, что с такой каютой его Орлина будет стоить только дороже.
Действительно, выходило большое несоответствие. Снаружи - красота, а внутри подгнившая деревянная обшивка.
Капитан задумался, даже орать перестал. Потом сказал, что художнику ноги не нужны, и он их ему все-таки повыдергивает для вразумления, когда достанет.
Тайл вызвался лично контролировать процесс дальнейшей переделки внутренних помещений. Риль только недоверчиво покачала головой. Она пыталась, но подсознание художника было сильней и тренировке не поддавалось.
Вечером моряки украдкой по одному побывали в каюте капитана. Полученные эмоции требовали выхода. Искусство действует на каждого по-разному: кому-то приходится по душе, оставляя после себя светлую радость или грусть, а кого-то начинает корежить, выворачивать, заряжая гневом и злостью. Но это лучше, чем полное равнодушие.
Сидя в довольно неудобной позе, прижавшись к мачте, Лейтор наслаждался первым успехом. Внизу на палубе кипели эмоции. Опыт первой критики был жарким. Слов хватало не всегда, и к аргументам добавлялись плюхи, тычки, затрещины и удары.
- Да, разве это живопысь, ядро мне в глотку! - бородатый канонир пренебрежительно скривился, - Бабы где? Ни одной ведь нет!
- А тебе лишь бы бабы..., - не поддержал любителя женской натуры тощий и худой моряк с серьгой в ухе.
- Так сам видел, - смутился канонир, - настоящая картина у свояка висит. Девок там - целых три штуки на берегу сидит. У каждой такие флотилии! - добавил он, понизив голос, - Так бы и пришвартовался.
- Эх, ты, пришвартовался, - передразнил его боцман, - картины без баб пейзажами называются. На них море рисуют и корабли.
- А, зачем его рисовать-то? - изумился мелкий чернявый матрос по имени Норрех, - Оно же вот, рядом! И так каждый день на него смотришь, еще и со стены любоваться!
- Ну, ты и темнота, - покачал головой Тайл, - море оно же не везде. Вот уедешь с острова на материк, скучать начнешь, на стену глянешь, а там оно, родимое, плещется.
- Нее, - помотал головой Норрех, - куды я от него денусь. На нем родился, в нем и умру.
Художник, сидя на рее, с гордостью прислушивался к разговору. Осознание собственной важности заставляло забыть и про озябшие пальцы, вцепившиеся в тонкий древесный ствол мачты, и про усталость, и про чувство голода. Слава была важней. В голове уже роились тысячи заманчивых планов. Жаль, что нельзя воплотить их прямо отсюда с высоты. А спускаться пока еще рановато. Поклонников наблюдается все же меньше, чем тех, кто еще не проникся гениальностью его творчества. Смущало только отношение магички. Та воспринимала его талант несерьезно, словно ожидая нечто большего от ученика. И эти разговоры про нити, потоки. Как можно разглядеть то, что не видно?
Лейтор вдохнул и огляделся. Сверху палуба представляла собой удручающее зрелище, пусть и намытая, но пошарканная и выгоревшая на солнце. Он прикрыл глаза и представил, как потрескавшаяся желтая краска меняется на глянцево-черную в тон бортов. Для удачи вообразил нити, но воображение не помогло. Палуба осталась такой же унылой, как и прежде. Лейтор расстроено стукнулся лбом об мачту. Не выходит у него быть магом, не выходит.
