– Тебе смешно, – обиделась Нитха, – а у меня няньку-рабыню украли и съели.
Все приумолкли. Затем Дайру поинтересовался с той же мрачной серьезностью:
– Это тебе сами нарры рассказали или все-таки родители?
– И добавили, – подхватил Нургидан, – что если Нитха не прекратит озорничать, ее тоже кто-нибудь съест!
– Ну и пожалуйста! – фыркнула девочка. – В Наррабане говорят: «Беседовать с глупцом – что кормить осла халвой». Не верите – сами рассказывайте!
Ответом была тишина. Совиная Лапа решил было, что ребятам надоело болтать, но тут Дайру заговорил – негромко, неторопливо и гладко, словно читал по книге:
– Я жил в Анмире. Рядом – на севере, за горами – Силуран. Оттуда шла дорога через перевал Чаргрим. Однажды у нас заночевал бродячий сказитель. Отец любил их слушать, я тоже. Сказитель этот, Зиннигир Стеклянный Ручей, поведал историю, которая – он в том поклялся – случилась с ним самим. Он тогда был мальчишкой-поводырем при слепом певце. Они шли в Джангаш и решили сократить путь – махнули через лес. Дело к ночи, тропка по лесу кружит, из-под ног, как змея, уползает. Вдруг деревья расступились. Видит Зиннигир – стоит у ручья деревня. Бревенчатые домишки, запах свежевыпеченных лепешек...
Певец и поводырь обрадовались, постучались в первые же ворота. Хозяин пустил их ночевать, усадил за стол. После ужина стал расспрашивать старика, где ему побывать довелось, как в тех краях люди живут. А Зиннигира хозяйская дочка увела в уголок возле очага, принесла цветные камешки, и начали они играть в «лягушек и журавлей». Востроносая такая девчушка, бойкая, косички в разные стороны. Шайтира Быстрая Щука ее звали... А мальчишка устал с дороги, хотел спать. Он возьми да скажи: «Что за интерес на щелчки играть? Не хочу больше! Если б на деньги или на другое что...»
Шайтира призадумалась, а потом говорит: «Давай еще разик сыграем! Ты поставь медяк – у вас деньги есть, твой старик моему отцу хвастался. А я, если проиграю, для тебя доброе дело сделаю!»
Мальчишка согласился – и выиграл. Смеется: «Ну, делай свое доброе дело!»
Повела его Шайтира во двор, на конюшню. Внизу лошаденка в стойле дремлет, над потолком сеновал. На сеновал со двора приставная лесенка – сено наверх подавать. А в потолке люк, чтоб прямо в ясли корм сбрасывать.
– Понятно, как у нас, – перебил рассказчика Нургидан. – Дальше-то что было?
– Пока Зиннигир соображал, за каким демоном его сюда притащили, девчонка за порог выскочила и дверь закрыла. Слышно – лязгнул снаружи замок. А мальчишка успел приметить, что замок там – хоть на дверь королевской сокровищницы вешай! Большой такой, цепь железная – будто стоит в конюшне не крестьянская клячонка, а скакун астахарских кровей!
Парнишка застучал в дверь, потребовал, чтоб эта мышь деревенская бросила свои глупые шутки. А та отвечает: «Не ори! Я же проиграла тебе доброе дело, верно? У тебя над головой люк. Заложи его на щеколду и не высовывайся. До утра сиди тихо да помни: не открывай, кто бы тебя ни звал!» Ушла было, но вернулась и еще раз повторила: «Кто б ни просил – не открывай люк!..»
Зиннигир говорил, что в этот миг ему стало холодно, словно в сугробе очутился. Даже зубы застучали. Было темно, но в щели между косяком и дверью падало немного света. Мальчишка разглядел над головой люк, взял в углу вилы и рукоятью задвинул щеколду – здоровенную такую, настоящий засов. А потом забился в уголок и стал утра ждать. Страшно ему было.
Настала ночь. И слышит Зиннигир – кто-то по лестнице на сеновал поднимается. Вот доска скрипнула у кого-то под ногой... Вот лошадь в стойле прижала уши и захрапела... Зиннигир в комочек сжался, а наверху возле люка возня... И вдруг сверху голос хозяина: «Эй, паренек! Твой старик тебя кличет!»
Зиннигир обрадовался, хотел было отозваться, да вовремя смекнул: а почему хозяин сразу его не позвал? Зачем наверх полез, люк открыть пробовал? Притих мальчишка – ни словечка, ни звука. Хозяин и так, и этак, и по-хорошему, и с бранью, а Зиннигир молчит.
Слышно, спустился хозяин с сеновала. А вокруг конюшни вроде как толпа негромко переговаривается, только слов не разобрать. И вдруг голос звонкий такой, знакомый: «Эй, дурень, вылезай, я же пошутила! Тебя твой старик зовет, беги скорее!»
Зиннигир не осмелился даже ответить: мол, что ж ты дверь не отворишь, почему я через люк карабкаться должен? Трясется в углу, а рядом лошадь копытами в стену бьет, ржет от ужаса. Но человек любопытнее скотины: Зиннигир подполз к двери, глянул в щель. Видит – двор лунным светом залит, а по нему серые тени скользят. И такой голодный вой со всех сторон всколыхнулся, что бедняга потерял сознание.
Когда очнулся, в щели светило солнце. Подумал: может, примерещились ночные страхи? Вскарабкался по яслям к люку, взобрался на сеновал, стал по лесенке во двор спускаться. А на земле у лестницы сидит Шайтира. Ждет. В руках его дорожную суму держит. Испугался Зиннигир, а девчонка этак строго говорит: «Выспался? Вот твоя сума, а вот дорога. Беги, догоняй своего старика. Он тебя дожидаться не стал. Хоть слепой, а побрел понемножку – дорога-то ровная!»
Глянул мальчишка ей в лицо – а у нее на подбородке полоска засохшей крови...
От страха Зиннигир света не взвидел. Выхватил у девчонки суму и бросился бежать. Ног под собой не чуял, голова шла кругом. Бежал, пока не свалился...
Очнулся в какой-то повозке. Оказалось, его подобрали циркачи. Начал Зиннигир рассказывать про свои приключения, а они ему мокрую тряпку на лоб: помолчи, бедолага, тебя лихорадка бьет! А потом он сам поверил, что ему в бреду тот вой чудился.
Но несколько лет спустя рассказал ему кто-то легенду о Полуночной деревне. Остановился там в давние времена гость с тугим кошельком. Крестьяне позарились на золото и убили его. Умирая, тот проклял деревню. С тех пор живут там с виду люди как люди, но в полнолуние превращаются в двуногих волков. И горе человеку, который попадет к ним в лапы – растерзают и сожрут!
– Это не здесь, да? – боязливо спросила из-за занавески Нитха. – В Силуране?
– Это не здесь, – вместо Дайру ответил Нургидан. – Здесь водится кое-что пострашнее. Слыхали, что сказал чучельник? Возвратилось Совиное Божество!
– Ой! – мышонком пискнула Нитха. – То, с которым учитель сражался?
Шенги на крыльце усмехнулся, вспомнив рассказ девочки в день их знакомства.
– То самое! – подтвердил Нургидан. – Превращается то в человека, то в сову. Твари, что ему служат, прежде были людьми, но серый камень их изуродовал.
Наступило молчание. Шенги догадался: в памяти ребятишек возникла его лапа.
Наконец Нургидан хрипло заговорил:
– Когда он в человеческом облике, его можно убить. Тогда душа в образе совы улетает в лес и забывает, что она – демон.
