Две другие женщины молчали.
— А ты сказала об этом Адриану? — поинтересовалась Лисен.
— Да, по дороге домой. Разумеется, он был вне себя от ярости.
— Хорошо, тогда будем действовать самостоятельно. И они уселись поближе друг к другу, чтобы обсудить эту проблему.
Анна-Мария нерешительно убрала китайскую шкатулку в ящик комода. Ей не нравилось, когда ей дарили такое дорогие подарки, и она протестовала — неловко и безуспешно. Но это не помогло. Все кивали так благожелательно, Адриан тоже, и ей пришлось принять подарок.
Но она не хотела видеть его у себя на комоде.
Адриан проводил ее домой. Снова посватался, сейчас уже серьезнее. Сказал, что очень привязался к ней; что думает о ней день и ночь.
Адриан. Сказочный принц. Богатый мужчина из хорошей семьи, элегантный, доброжелательный…
Мама! Папа! Почему вас нет здесь, чтобы направить меня? И я, та, которая так долго восхищалась им, не смогла ответить! Я только покачала головой, опустила ее и вбежала в дом, чуть живая от смущения.
Что со мной происходит?
Утром того же дня Анна-Мария ходила на прогулку, несмотря на то, что ветер был еще сильный, хотя погода уже как будто улучшилась. Она снова отправилась к скалам, но на сей раз — подальше от бараков.
Она долго стояла на сильном ветру и смотрела на пустошь. Куда же они зашли прошлым вечером? Эгон — где он жил? Должно быть, направо… Там был дом, свет из окон которого они видели. Значит, Эгон живет в маленьком домике, самом дальнем от дороги.
Ее взгляд робко скользнул дальше.
А куда они пошли потом?
Без сомнения, это был тот дом, который стоял в укрытии карликовых сосен, она не могла видеть его отсюда, только догадывалась.
Вот, где они были — потом.
Нет, стоять становилось слишком холодно, она дрожала всем телом, хотя, по правде говоря, еще не замерзла.
Анна-Мария медленно повернулась. Ее взор упал на неприглядное здание конторы шахты. Как раз в этот момент из здания вышел человек. Он остановился и заметил ее.
Расстояние было велико, но она все равно смогла узнать, кто это был: крепкая фигура, не такой высокий, как Адриан, но кажется, что такой же. Очень смуглый…
Он смотрел на нее. Оба стояли, не двигаясь. Расстояние было настолько велико, что она только видела, что он повернулся в ее направлении, но догадалась, что он смотрит на нее.
И именно тогда, когда она подумала, можно ли ей поднять руку и помахать ему, или нет, он посмотрел на нее в последний раз, повернулся и пошел к шахте. Анна Мария вздохнула и быстро стала спускаться со скалы, заторопившись домой. Она прошла прямо к себе и села на край кровати, сцепив руки, чтобы они не дрожали так сильно.
«Суровый, жестокий и неприятный человек», — говорили они о нем. А она стоит здесь сейчас вечером, получив прекрасный подарок от матери героя своей мечты, и чувствует себя ужасно скверно. Из-за подарка! А вовсе не из-за неотесанного человека, который ругал ее накануне вечером, и который хотел, чтобы она уехала из Иттерхедена, чтобы вместо нее был настоящий учитель.
Анна-Мария полностью отдалась подготовке к рождественскому спектаклю. Да и дети были очень воодушевлены, когда отпали первые опасения в связи с возможными экономическими тяготами. Им пришлось привлечь еще и нескольких младших братьев, а если Анна, одна из школьниц, сыграет одного из трех мудрецов, то все будет прекрасно. Бенгту-Эдварду не позволили стать ангелом, они не могли пожертвовать мальчиком для роли, которая могла бы быть женской. Вместо этого он стал поющим пастухом. Именно на нем был весь текст, и он относился к этому во всей ответственностью.
Анна-Мария шила. Она пожертвовала парой предметов из своего гардероба и большой шалью, да к тому же у нее была еще и прекрасная ажурная белая ткань. Она должна была стать ангельскими крыльями, а Клампен помогал ей изготовить каркас, на котором крылья должны были держаться.
Клара отнеслась к затее поначалу весьма скептически. Но когда Анна-Мария поинтересовалась, не может ли она в своей комнате собрать всех женщин поселка, чтобы обсудить вопросы, связанные с рождественским праздником, Клара сочла эту мысль интересной. Потому что, как сказала Анна-Мария: «Мы же не можем просто пригласить зрителей на слишком короткий детский спектакль, а потом предложить им разойтись. Спектакль должен быть частью чего-то».
И вот все дети понесли домой записки. Не могла бы мать заглянуть вечером? Эгон, конечно, никакой записки не получил, но ему велели пригласить женщин, которые жили на пустоши. И, кстати, он был теперь довольно прилично одет, и уже не казалось, что лишь он сам о себе заботится. Он стал чище — пожалуй — и у него не было видно синяков. Но он по-прежнему выглядел до смерти перепуганным. Он должен был играть мудреца Мельхиора.
Все дети пришли в школу с положительным ответом. Все женщины Иттерхедена захотели прийти к фрекен.
— Никогда не слышала ничего подобного, — сказала Клара. Но выглядела чрезвычайно возбужденной и еще энергичнее скоблила и терла все в доме. Пусть увидят, как надо содержать дом — в чистоте!
Брандты вернулись в город. Но до этого Анна-Мария была приглашена к ним еще раз, на чай. Они были чрезвычайно любезны — все дали ей с собой пирожных и прочее, что она могла держать в комнате, не обижая свою хозяйку Клару. Анне-Марии казалось, что принять это трудно. Но когда она поблагодарила и попыталась отказаться, она сразу же увидела в их глазах холод.
Это относилось к женщинам. Адриан ухаживал за ней так мягко, что почти уже подавил все ее собственные желания. Как можно сказать «нет» такому предупредительному человеку? С таким умоляющим взглядом? У Анны-Марии был лишь один способ сделать это: как только она слышала в его голосе малейшие попытки перейти к сватовству или ухаживанию, то тут же обрывала его, говоря: «Ой, мне надо составить детям задание на завтра!». Или: «Ах, уже так поздно!».
Так что Адриану никак не удавалось произнести нежные слова.
А теперь они уехали. Конечно, Адриан приезжал часто, но дам не было. И Анна-Мария испытывала огромное облегчение от этого Особенно из-за того, что уехал ребенок, с которым нелегко было меряться силами. Что бы Анна-Мария ни говорила, Селестине это не нравилось.
Она всех их пригласила на рождественский праздник, и они снисходительно улыбнулись, так ничего и не ответив. Это было довольно невежливо, и Анна-Мария не могла понять этого. Дома в Шенэсе никто не вел себя подобным образом.
Наконец наступил вечер, когда должны были собраться все женщины. Клара носилась из комнаты Анны-Марии к себе и обратно, им пришлось одолжить пару стульев у соседей, а всех женщин попросили принести с собой свои чашки. Они принесли и скамейки, и как бы Клара ни ахала, но они устроили все так, что места должно было хватить всем.
