Глеб быстро поборол смущение и держался с боярами приветливо и по-свойски. За несколько часов до начала пира он долго беседовал с княгиней Натальей, расспрашивая ее о каждом из бояр. Кто что любит, чем грешит и чего избегает. Теперь, когда он глядел на бородатые лица бояр, ему казалось, что он давно уже знаком с ними.
Играя роль тамады, Глеб пытался развлечь бояр разговорами, но те отвечали лишь из вежливости, а ответив, быстро умолкали, чтобы вновь приняться за еду. Есть и пить было намного безопаснее, чем болтать и отвечать на вопросы.
И все же спустя полчаса после начала пира бояре – то ли благодаря приветливости Глеба, то ли благодаря выпитому вину – стали вести себя немного раскованней и уже не глядели на Глеба волками. Неприязнь в их взглядах сменилась любопытством. Должно быть, они ожидали от Глеба неприкрытой вражды и, не встретив ее, слегка растерялись и пооттаяли.
Наконец, на шестом или седьмом питейном круге боярин Добровол встал со своего места и поднял серебряный кубок. Бояре тут же замолчали, уставившись на своего сановитого вождя.
Добровол посмотрел на Глеба спокойным, приветливым взглядом и сказал:
– Позволь мне поднять кубок за твое здравие, советник Первоход! Я неласково тебя встретил, это правда. Но это от незнания. Сам понимаешь: мы, бояре, чураемся всего нового. Мы ценим спокойствие, Первоход. А посему… не держи на нас зла. За тебя, Первоход!
Бояре загудели, закивали головами и взялись за свои украшенные самоцветами серебряные кубки.
Кравчий легонько хлопнул в ладоши, и столовые холопы внесли в зал новую порцию горячих блюд – петухов с пряной травкой, пару жареных молочных поросят с чесноком и уток, обложенных огурцами. На самых доступных и видных местах стола поставили серебряные чаши с горячей чесночной подливой.
Кравчий снова хлопнул в ладоши, разносчики тут же подхватили кувшины и вновь наполнили кубки вином.
На этот раз Глеб решил выступить с ответным словом. Он встал, дождался, пока умолкнет гул голосов, и, обращаясь к Доброволу произнес:
– Ты сказал, что ценишь спокойствие, Добровол. Я тоже люблю спокойствие. Но когда тать тащит из твоего дома добро, трудно оставаться спокойным, верно?
– Верно, – отозвался боярин Добровол, глядя на Глеба недоверчивым, подозрительным взглядом.
Глеб кивнул.
– Вот и сейчас то же самое. Хотел бы я быть спокойным, но, увы, чтобы остановить татей, приходится шевелиться. Нам всем придется пошевелиться, друзья.
Глеб сделал паузу, чтобы перевести дух, и тут Добровол громко спросил:
– Ты задумал большие перемены, советник Первоход, не так ли?
– Да, это так, – кивнул Глеб.
– В чем же причина этих перемен? Тебе не нравится то, что здесь есть?
– Скажем так: мне не нравится многое из того, что есть. Но не все. – Глеб обвел взглядом насупленные лица бояр. – Если вы подумаете обо всем непредвзято, бояре, вы найдете в существующем положении вещей много плохого.
Бояре тихо загудели на своих местах, но сановитый Добровол поднял руку, и гул голосов стих.
– Княжество наше держится на традициях, Первоход, – спокойно и громко проговорил он. – В разные годы бывало разное. На смену процветанию приходила беда. Затем она снова сменялась процветанием. Жизнь княжества сродни полосам на шкуре индийского тигра. За черной полосой следует белая, за ней – снова черная, а потом – опять белая. То, что творится в княжестве сейчас, – это черная полоса. Но необязательно что-то менять и ломать, Первоход. Иногда полезнее просто сесть, сложив руки на коленях, и подождать, чем все закончится. Все эти годы мы так и делали, и, как видишь, княжество наше стоит незыблемо.
Бояре, выслушав монолог Добровола, одобрительно загудели. Затем воззрились на Первохода, с любопытством ожидая, чем же он возразит. И тогда Глеб сказал:
– Ты прав, Добровол. Черная полоса сменяет белую, и так далее. Но однажды всему на свете приходит конец. Великий Рим тоже процветал, и длилось это столетиями. А потом его захватили и разграбили дикие кочевники. Не думаешь ли ты, боярин, что то же самое может случиться и с нашим княжеством?
Добровол прищурил серые глаза и холодно ответил:
– Нет, советник. Я не мыслю такой участи для Хлынского княжества.
– Однако опасность развала есть всегда, – возразил Глеб. – Если княжество хочет уцелеть, оно должно меняться и развиваться. Это как в торговом деле. Ежели постоянно не вкладывать в него средства и не расширять дело, то рано или поздно супротивники сожрут тебя, и ты останешься у разбитого корыта.
Бояре снова загудели, благосклонно оценив пример с торговым делом, но Добровол вскинул руку, призывая их к молчанию, усмехнулся и спросил:
– Много ли ты занимался торговлей, Первоход?
– Нет, – вынужден был признать Глеб.
– Может быть, тебе случалось править княжеством?
– Нет, не случалось.
– Тогда, быть может, ты был сельским главой или старостой общины?
– Нет, – снова признал Глеб.
Добровол прищурил блестящие глаза и холодно осведомился:
– Тогда почему ты решил, что лучше нас знаешь, как вести дела в княжестве?
– Потому что я…
«…Потому что я прибыл из будущего и знаю, что рано или поздно вашему миру придет конец», – хотел бы ответить Глеб, но это было невозможно. В самом деле, как он сможет объяснить этим бородачам, что знает «базовую теорию» развития человеческого общества и цивилизаций? Как объяснить, что все, что он намерен сделать, будет сделано для их же блага?
Немного поразмыслив, Глеб решил, что не стоит говорить о времени, нужно поговорить о пространстве.
– Видишь ли, Добровол, – начал он рассудительно, – в той стране, откуда я прибыл, все эти новшества давно действуют. Они, эти новшества, трудно приживались, не все воспринимали их как должное. Но закончилось все благом. Все остались довольны и счастливы.
Глеб замолчал. Молчали и бояре. Добровол же прищурил свои невыносимо проницательные и блестящие глаза и пробасил, сверля Глеба холодным, невозмутимым взглядом:
– Значит, говоришь, ты прибыл к нам из лучшей страны?
Глеб насторожился, почувствовав в словах боярина подвох, и осторожно ответил:
– Пожалуй, что да. А что?
Добровол улыбнулся и сказал:
– Отрадно это слышать. Но что же заставило тебя сбежать из столь прелестной страны и осесть в Хлынь-граде? Да еще и стать ходоком в погиблые места. Может быть, тебя изгнали?
Лицо Глеба омрачилось. Почувствовав гнев, он с трудом взял себя в руки, улыбнулся и ответил:
– Нет. Просто я…
– Прости, что я задаю столько вопросов, – мягким, насмешливо доброжелательным голосом перебил его Добровол. – Ты не должен перед нами отчитываться, Первоход. И тем более не должен открывать нам свою тайну, если она у тебя есть.
