— Даёшь!..
Я был — вой великого князя Вольга Вещего, кметь Добрыня Сизый Волк.
В гридне было душно. Князь подошёл к окну, толчком руки подняв раму. Со двора хлынул холодный и сырой речной воздух.
Я невольно качнул головой. Что-то с князем неладно. С утра сам не свой, вот и сей час даже за столом с дружиной не сидит, только озирается да морщится.
Князь вдруг шатнулся, схватился за раму окна. Она захлопнулась, ноги князя подкосились, и, лишённый опоры, он рухнул на пол. В уголке рта была видна пена.
Мы разом сорвались с места. Я оказался около князя первым, приподнял его голову с пола. Вольг что-то старался сказать, отплёвываясь, наконец, смог прохрипеть:
— Змея… змея…
И умер.
Я был — вой великого князя Игоря, кметь Жар Волколак.
Ядовито-синее море осталось за спиной; по левую руку жарились под солнцем крепостные стены Бердаа, празднично-белые с виду; по правую — тянулись длинные густые заросли винограда. Русская рать змеёй вытягивалась, равняясь в стену и щетинясь частыми жалами копий. А там, впереди, уже разгонялась конная рать местного эмира, блистающая латами и мечами.
Вот она с разгону ударила на наш плотный строй, в ушах восстал громогласный звон железа, перемешанный с многоголосым ржанием и криками. Огромная тяжесть обрушилась на вздетое копьё. Я рывком отбросил её в сторону и вновь упёр тупой конец ратовища в землю.
Мусульманская конница увязла в нашем строе, как колун в свиле. И тогда из виноградников вырвалась вторая рать русичей. Тоже пешая, как и наша (понеже отколь здесь, в заморье взяться русской коннице?). И в первом ряду, подняв нагой меч, бежал сам воевода Свенельд.
Я был — вой Святослава, Князя-Барса, воевода Военег Волчий Хвост. Я был собственным отцом.
— Канг-эр-р! — чья-то медная глотка хрипло проревела боевой клич печенегов. Куря! Сам хан здесь!
Оттеснённый к самой воде, я отмахивался левой рукой и видел, как князь выкручивал мечом восьмёрки, отходя к камню.
И видел, как печенеги раздались вдруг перед князем в стороны, и как хан, широко размахнувшись, метнул тяжёлое копьё, и князь опоздал его отбить…
И видел, как широкий — в полторы ладони! — плоский рожон копья вошёл Святославу под рёбра, прорвав колонтарь, словно полотняную рубаху — вздыбилось по краям раны ломаное железо…
И видел, как пошатнулся князь, и из уголка обиженно искривлённого рта, напитывая краснотой усы, протянулась пузырящаяся струйка крови — видно, удар ханского копья просадил Святославу лёгкие…
И видел, как ринулись печенеги — и захлестнули всё ещё стоящего князя густой тёмной волной…
И ещё видел, как Святослав, падая, размахнулся и бросил меч в реку, туда, где Орлиный камень обрывался в омут Морского царя, — да не достанется ворогу…
И всё, наконец, прошло. Я снова был самим собой, кметьем дружины великого князя, Некрасом Волчаром.
Это было хорошо.
Но вновь наваливалась тьма.
5
Распластанное нагое тело кметя лежало на холодной даже на вид лавке, отчего всем пятерым Тайным вдруг стало не по себе, словно их всех вдруг уличили в чём-то стыдном и недостойном.
— И что дальше? — спросила женщина своим удивительным голосом, когда погас огонёк в стеклянном шаре.
— А что? — очнулся Витязь.
— Как мы теперь достанем меч? — сварливо спросила женщина. — Он же в Омуте Морского Царя, у самой Хортицы. На дне реки.
— Не спешите, многоуважаемые, — обронил, выпрямляясь, чародей. — Волшебство ещё не окончено.
Он встал со своего места и быстро задвигался вокруг лавки. Шар исчез, его сменила чаша с водой, — не та из которой пил Волчар, а иная, раза в два, а то и в три побольше. Бросил в неё какую-то траву.
— Что за трава? — немедленно спросил Колобок.
— Колюка, — ответил сквозь зубы чародей. — И тирлич.
— Колюка? — удивился Колобок. — Она ж для меткости…
— Кому как, — бросил в ответ чародей. — Всё, умолкни и не мешай, а то в жабу оберну.
Он принялся водить над чашей ладонью с растопыренными пальцами и что-то бормотать. Тайные разобрали далеко не всё, только часть слов:
— На море, на Океане, на острове на Буяне… железный котёл с водой… замутись, вода, прояснись, вода… укажи, вода, вещь покраденную…
Вода в чаше закипела, хотя никакого жара не было, замутилась. Из чаши повеяло резким запахом.
— Чем пахнет? — спросил чародей, глядя куда-то вверх.
— Навозом, — бросила женщина.
— Пылью, — сказал, принюхиваясь, Витязь.
— Землёй, — задумчиво обронил Колобок.
— Деревом, — разомкнул сухие губы Щап.
— То есть, меч не на дне, — заключил чародей. — Так?
— Так пахнет в городах, — сказала женщина. — В больших городах.
— В русских городах, — заключил Колобок.
Витязь немедленно загоготал:
— Ты по навозу определил, что ль?
— По дереву, — недовольно поджался Колобок. — В иных не деревом несёт, а камнем или глиной.
— Теперь мы знаем, что меч где-то на Руси, — кивнула женщина. — Осталось только понять, как его найти.
— Я сделаю науз, — бросил чародей. — Он будет указывать путь.
— Ну и зачем нам тогда этот щенок? — сварливо спросил Щап, неприязненно глядя на распростёртое тело Волчара.
— Ну, наперво, не щенок, а волчонок, — спокойно сказала женщина. — Чего это ты его так сразу невзлюбил-то?
Щап что-то невнятно пробурчал сквозь зубы, но тут встрял Витязь:
— А у него, дорогая Горислава, ненависть ко всему волчьему роду, — бросил он. — Месть кровная, что ль…
Если бы взгляды могли убивать, то Витязь был бы убит уже дважды — женщиной, что вмиг стала Гориславой, и Щапом. Но ему было всё равно, он только скалил зубы, хорошо видные даже в прорезь скураты.
— Волчонок нам нужен, — резко сказал он. — Сам не видал бы его в жизни… Опричь него, меч сможет найти только сам Волчий Хвост. А ты его попробуй уговори. Да и больно уж он заметный человек. А вот сын его гораздо неприметнее.
— А ты не для своей дочки парня приберегаешь? — ехидно бросил Колобок.
Чародей гневно зашипел, стойно гадюке.
— Отрыщь! — приказала властно Горислава, словно сцепившимся собакам. Чародей замер, только желваки по челюсти перекатывались. Колобок отвернулся.
— Ты, Прозор, эти тонкости кметю сам объяснишь, — ровным голосом продолжала Горислава. — Нам уже идти пора.
Волчар невольно дёрнул уголком рта и тут же замер вновь, но это прошло незамеченным для Тайных. Он был при памяти уже довольно долго, но притворялся беспамятным, сам не зная, почто — сыграть было занятно.
Он уже прекрасно понял, что главный здесь не Витязь и не Прозор, и даже не Щап. И уж конечно, не Колобок. Главная здесь — женщина. Горислава. Навряд ли это настоящее имя.
