Теперь Синяка был осторожнее. Ему вдруг стало очень холодно, и он понял, что касается металла. Железо потекло по его жилам, заполнило рот, зазвенело в ушах — и он задрожал. Голос Торфинна окликал его, но Торфинн был теперь невероятно далеко. Синяка с трудом взял себя в руки. Железо. Как только он назвал металл по имени, из-за туч ему откликнулся Марс, который был почти рядом. Синяка стал медленно отсылать железо в черные бездны, мягко отталкивая его от себя. Он ощутил движение материи почти физически — и вдруг темная пелена, застилавшая глаза, исчезла.
Подземелье снова было тесным, Торфинн стоял рядом, и его угольные глаза торжествующе блестели. Великан, скорчившийся у стены, был весь покрыт хлопьями ржавчины. Он с тоской смотрел на Синяку.
— Что это было? — растерянно спросил Синяка. Он шагнул к великану, присел рядом на корточки и потрогал ржавые пятна на обнаженных плечах чудовища. Того била крупная дрожь, но Синяка не замечал этого. Великан что-то забормотал, и Синяка неожиданно понял, что тот обращается к нему. Маленькие глазки несчастного тролля были полны мольбы и страха. Он прижимал ладони ко рту и горлу — его тошнило от ужаса.
— Перестань, дурак, — сказал Синяка и повернулся к Торфинну. Чародей стоял на верхней ступеньке лестницы, ведущей в покои замка, и в каждой руке держал по горящему факелу.
— Это лишь малая толика твоей силы, — сказал Торфинн, и его низкий голос заполнил все подземелье. — Оставайся, я научу тебя пользоваться родительским наследством.
Синяка покачал головой.
— Зачем я тебе, Торфинн из Кочующего Замка?
— Власть, — кратко и жадно сказал старик.
Синяка задумчиво покусал губу.
— Я не гожусь тебе в сыновья, Торфинн, — сказал он просто. — Я ухожу.
Ноздри Торфинна дрогнули.
— Уходи, — сказал он, помолчав. — Но пока я здесь, ты можешь вернуться в любой день.
— Спасибо.
Синяка двинулся к выходу, но Торфинн снова окликнул его:
— Ублюдка этого забери.
Синяка с сомнением поглядел на великана.
— На что мне тролль?
— Бери, не то я его прирежу.
Синяка подошел к чародею и, подняв голову, заглянул в его сумрачное лицо.
— Спасибо тебе, Торфинн, — сказал он. — Прощай.
Вокруг замка на болоте разливалась чернота. Гроза уже прекратилась, и стало еще холоднее. Стискивая зубы, чтобы не стучать ими от холода, Великий Магистр сидел на кочке, кое-как пристроившись среди голубики. Демон Тагет, вздрагивающий от каждого звука, бродил вокруг и бросал на замок подозрительные взгляды. Разенна слушал ночные шорохи: с деревьев срывались капли, хрустели тонкие ветки — то ли под ветром, то ли под лапой зверя, не поймешь. Попутно Ларс строил планы осады.
Потом до его слуха донесся скрежет двери. Разенна вскочил на ноги и схватился за карабин.
Шаги.
Совсем близко раздался спокойный голос Синяки, который звал его по имени. Великий Магистр опустил карабин.
— Я здесь, — сердито сказал он.
Перед ним возникли два темных силуэта. Разенна невольно отступил на шаг от неожиданности.
— Кто это с тобой?
Великан втянул голову в плечи. Разенна смутно разглядел безобразную рожу и свалявшиеся волосы.
Протолкавшись вперед, Тагет смерил великана неодобрительным взглядом и поджал губы.
— Где ты ЭТО выкопал?
— В подвале у Торфинна, — усмехнулся Синяка. — Это подарок.
Теперь, когда великан стоял, выпрямившись в полный рост, Синяка понимал, что в былые времена он действительно представлял собой грозную силу. Великан был выше Синяки на две головы и до сих пор не утратил могучей мускулатуры.
Дрогнувшим от отвращения голосом Тагет сказал:
— Зачем тебе эта дрянь?
Великан угрожающе засопел, одновременно скосив глаза в сторону Синяки. Тот переминался с ноги на ногу на мху, пропитанному холодной водой.
— Ничего не дрянь. Обычный великан, — миролюбиво сказал Синяка. — Корявый немного, но это ничего…
— Давай его прирежем, пока не оклемался, — решительным тоном предложил старый демон. — Послушай совет знатока: это он сейчас тихий, пока дохлый, а как поправится, такое устроит…
Великан засопел еще сильнее.
— Ну вот еще, — запротестовал Синяка. — Это мой великан, не трогай его. Заводи своего и тогда убивай… — Он хозяйски провел рукой по плечу великана, исполосованному шрамами. — Как тебя зовут, чудо?
— Предположим, Пузан, — пробубнило чудовище.
Услышав это имя, Тагет впал в задумчивость. Синяка тяжело опустился на бревно.
— Я иду сейчас к людям, — сказал он великану. — Ты, пожалуй, не ходи со мной. Незачем.
Великан топтался перед ним, опустив голову.
— Так я что, свободен? — уточнил Пузан осторожно.
Синяка еще немного поразмыслил, разглядывая свое чудовище.
— А тебе этого хочется?
Пузан пожал многопудовыми плечами.
— Не знаю… — протянул он. — Это как сказать… Если хозяин добрый и не дерется…
— Ну ладно, — сказал Синяка. — Иди, подумай об этом. Мне все равно нужно в город.
Великан посмотрел на него долгим странным взглядом, затем, крякнув, опустился на колени и с жаром поцеловал грязные босые ноги Синяки, после чего торжественно выпрямился во весь свой внушительный рост. К его животу прилипли клочья мха и несколько круглых листьев осины. Повернувшись, Пузан с хрустом и чавканьем затопал по болоту.
Тагет со вздохом повертел пальцем у виска, намекая на явную умственную неполноценность Синяки.
— Если ты и вправду тот, из предсказания, то все равно непроходимый болван, — заявил маленький демон. И вдруг новая мысль заставила его подскочить на месте и испустить отчаянный вопль: — Пузан!!!
Великан замер, потом затопал назад, однако остановился на значительном расстоянии.
— Это меня кто сейчас звал? — спросил он, с надеждой поглядывая на Синяку.
Маленький демон подпрыгивал, переминался с ноги на ногу и вообще вел себя крайне беспокойно.
— Это я тебя звал, дубина!
Великан угрожающе надвинулся на Тагета.
— За «дубину» схлопочешь, — предупредил он, но демон продолжал бесноваться:
— Ты Пузан?
— Ну, — согласился великан.
— Как же я тебя сразу-то не узнал? Я Тагет! Демон я, этрусский демон! Пузанище! Сколько лет, сколько зим! Мы же на твоей сопке сейчас живем!.. Так она Пузановой и называется! В твою честь!
Пузан с чмоканьем опустился в лужу.
— Так это что… река Элизабет в мире Ахен?
— Конечно! — взвизгнул демон.
— Ясная Ран… — со стоном произнес великан.
— Братушка! — Тагет изловчился и повис у него на шее. — Сколько же веков ты был в плену?
— Двести годков провел, — скорбно отозвался великан.
