Прежняя каменная маска. А собственный голос предательски запинается. И спешит — когда не надо.
— Понимаешь, Полина просто расставила фигуры. Хотела сделать вид, что они играют давно. И предусмотрела всё — даже что всегда проигрывает мужчинам. Но при этом нечаянно устроила на доске позицию, где через три хода — «кардинальский триумф». Мама, клянусь — это правда!
— Теперь — всё? — альваренский лед не дрогнул.
— Да. Понимаешь, я уверена: папу убили не в кабинете! Его туда перенесли. Его кровь… — И как же опять дрожит голос! — Сначала пролилась в другом месте. Поэтому в кабинете ее и оказалось так мало… Но тогда это могли видеть слуги!
— Не могли! — холодно отрезала Карлотта. — Из моих… то есть теперь уже из покоев этой дешевой шлюхи ведет потайной ход. В кабинет твоего отца. Придуман три поколения назад — тогдашними лордом и леди. Прятаться от сбрендившей старой свекрови. Бабка считала, что плотские развлечения — грех, если не сопровождаются зачатием детей.
— Но тогда всё встает на свои места! — Ирии не часто случалось перебивать мать. Но сейчас — именно тот случай. — Тогда понятно, почему они ночью оказались в спальне этой… в твоих бывших покоях! Ты веришь мне?!
— Да.
Сердце подпрыгнуло и пустилось вскачь:
— Ты мне поможешь?!
— Нет.
Под ногами разверзается бездонная пропасть… Лететь придется десятилетия — прежде чем разобьешься насмерть.
— Почему? — охрипшим голосом прошептала девушка, в ужасе глядя на мать.
— Если Леон пойдет под суд — неважно, один или со своей шлюхой — его казнят. Я не допущу, чтобы мой род прервался, а титул лорда получил сын этой потаскухи. В нем наверняка вообще нет крови Таррентов. Леон — мой единственный сын, и он останется лордом.
— Но я всё знаю! — с вызовом выкрикнула Ирия.
— Ты не выйдешь отсюда — в любом случае. Так что это — неважно.
Пропасть разверзлась. И поглотила… Как жутко скользить вдоль склона — цепляясь за шаткие, скользкие камни! Такие острые…
— Тебе нельзя было иметь детей! Ты не должна была рожать… — прошептала девушка.
— Выбирая между сыном и дочерью, любая разумная мать предпочтет сына.
— Разумная? — тихо переспросила Ирия. — А любящая? А справедливая? Ты вообще слова такие знаешь?
— Разговор окончен, Ирия. Ты получишь воду, но ни на что другое не рассчитывай. Я и эту просьбу выполняю лишь потому, что дочери лорда не подобает смердеть как нищей. Но не вздумай требовать, к примеру, другой еды или еще одно одеяло. Замерзнешь — перестанешь открывать ставни, вот и всё.
— И задохнусь? — горько поинтересовалась дочь. — Ты что — действительно оставишь меня здесь?
— Я не отвечаю дважды на одни и те же вопросы. И не будь так глупа, чтобы их задавать. И не смей скулить и умолять! Имей гордость, ты — дочь лорда!
В сказках побежденный герой мог проклясть врагов — и они всегда получали по заслугам. Увы, в жизни зови, не зови на помощь темные силы — любые! — они не придут.
А Ирии нужна такая малость! Всего лишь сровнять с землей это аббатство. Со всеми обитателями. Чтобы не позорили имя Творца. И больше никого не убили.
— Ты хоть когда-нибудь меня любила?
А еще — в сказках злыми бывают только мачехи.
— Я знала, что рано или поздно тебя отдам. Мужу или монахиням. Глупо привязываться к дочерям. Впрочем, не только к ним. Вообще хоть к кому.
В хрониках истинно верующие фанатики порой отдавали на костры и собственных детей. Но Карлотта Таррент, урожденная Гарвиак, никогда по-настоящему не верила — ни во тьму, ни в свет. Только в трезвый расчет.
— И не зови больше ни меня, ни аббатису. Никто не придет.
— Ты не можешь бросить меня здесь умирать! — закричала Ирия ей вслед. — Предательница!
— А ты тогда — кто? — обронила, не оборачиваясь, Карлотта.
— Я никогда никого не предавала!
Мать обернулась — уже у самой двери. Чуть усмехнулась. И пристально смерила дочь студеным взглядом:
— На месте Эйды должна была оказаться ты. Если б ты хоть немного умела врать, когда нужно, — мы не были бы опозорены. Я не гнила бы здесь! Но ты — вся в отца. Глупый волчонок, умеющий только скалить клыки. Могла бы понять, что Эйда не сможет убить — никого и никогда.
Дверь захлопнулась с глухим стуком крышки гроба. Ирия осталась одна. Наверное, уже навсегда…
Сколько кричало здесь — до меня!
Сколько молило здесь — до меня!
Дьявола, Бога — силясь призвать…
Всё бесполезно — мне ли не знать!
Алькор.
В государстве, где несправедливо сажают в тюрьму, подлинное место для справедливого человека в тюрьме.
Генри Торо, американский писатель XIX века.
В такие времена побег единственное средство, чтобы выжить и по-прежнему мечтать.
Анри Лабори.
Конец Месяца Рождения Осени — начало Месяца Сердце Осени. Эвитан, Лиар, аббатство святой Амалии. — Квирина, Сантэя. 1
Подушка… Тяжелая, перьевая. Давит на голову, перекрывает воздух!
Чёрно-багровая тьма заливает глаза.
Душат!
Слишком поздно Ирия проснулась. Ослабевшим рукам уже не разжать стальную хватку на горле!
Не выжить…
…Рывок! Глотку жжет огонь Бездны. Сквозь бесконечный туман мутной воды не разглядеть ничего!
Дно — там… Значит, воздух — в другой стороне!
Только бы успеть! Багровая пустота заволакивает взор, легкие вот-вот лопнут…
Вперед, вверх! Еще чуть-чуть — потерпи, держись, не умирай!
Толща воды — бесконечна… Как смерть и вечные муки!
Глупая девчонка ошиблась — спасительного света и воздуха впереди нет! А вырваться в другую сторону — уже не успеть…
В горле — пекло загробного мира! Свет и жизнь — ускользают, расплываются в черных кругах…
Здравствуй, Бездна! Или — ничто, потому что в светлый Ирий таких не принимают…
Как же здесь душно!
Ирия, задыхаясь, разлепила глаза.
Сон… И душащая подушка, и омут — всего лишь кошмар! А реальность — это духота.
Точно — не проснуться можно! Голову ломит как с перепою. Хоть по-настоящему пьяной Ирия и не была — ни разу. Просто не получалось. Даже когда отец впервые назвал ее своим проклятием…
Х-холодно! Только здесь впору одновременно задохнуться и дубаря дать!
Наспех завернувшись в одеяло, девушка добрела до окна. По ледяному полу — ощущается сквозь любую обувь.
На ощупь нашла ставень… И распахнула во всю ширь! А потом — прижалась лбом к ржавой решетке. Отрадно холодящей.
