От нее Исина качнуло назад, прямо на обгорелый забор. Тот не выдержал напора и рухнул, разваливаясь на обгорелые жерди. Дело решили мгновения.
Избор поддел ногой кучу золы. Сквозь нее песиголовцы рванулись к людям, но закрутили головами, зачихали и бестолково замахали мечами. Исин прыгнул вперед, рубанул там кого-то, но воевода гаркнул:
— Назад! К терему! — и он послушно отступил. Опередив врагов шагов на двадцать, они вбежали в развалины войтова жилища.
— Живыми брать! — донеслось со двора. — Кожу сдерем, барабан сделаем, вечером попляшем!..
У Исина дернулась щека.
— Чего дергаешься?.. — спросил его Избор. — Похоже, и тут знают, что ты любишь, что бы тебе по вечерам спину чесали….
Сквозь распахнутую дверь они видели, как песиголовцы осторожно подходят к чудом оставшейся целой после пожара стене. Они словно знали, что за ней нет ничего, кроме обгорелых бревен, и что беглецам там деться некуда. Избор повернулся, оценивая позицию. Сразу за их спиной начинался хаос. В нем столы, лавки и сундуки перемешались с обгорелыми бревнами, а сверху все это добро щедро засыпали дощечки гонты. Избор потоптался, отыскивая ногами место поровнее, достал стрелу. Песиголовцы были слишком близко, но ничего другого не оставалось.
— Дверь прикрой, — сказал Избор. Ее, как и полагается в таких случаях, прорубили низко, что бы входящий наклонился, прежде чем войти в дом и если б тут еще остались стены, то и в одиночку можно было бы продержаться.
Исин тронул дверь, но на не поддалась. Тогда он дернул ее со всей силы, и скребя землю она плотно закрыла проем.
Сверху посыпались угли, что-то словно разъяренная пчела коснулось щеки. Он хлопнул себя рукой, и под ладонью, делясь последним жаром, рассыпался маленький уголек. Наверху громыхнуло, Исин задрал голову, и тут же изменившись в лице, заорал.
— Назад!
Сверху, соря горячими угольками, падало бревно. Избор сообразил, что тут происходит раньше хазарина. Он крикнул:
— Вперед! — и плечом навалился на стену. Бревна заскрипели, и стена качнулась наружу. Исин, сообразив, наконец, что от него требуется, уперся спиной в обгорелое дерево. Избор краем глаза увидел, как напряглись у того жилы на шее, и капля пота потекла вниз, смывая сажу и грязь. Стена, только что выдержавшая напор огня выгнулась словно парус, поддавшись напору четырех рук. С самого верха посыпались бревна. Спекшийся в корку мох, куски глины застучали по земле, но все это падало уже не им на головы, а рядом. И вот, наконец, стена, став на мгновение плоской как, ладонь, что готова прихлопнуть муху величаво качнулась, и улеглась вдоль улицы. В грохоте бревен затерялись крики песиголовцев. Тяжело дыша, Избор посмотрел на устланную бревнами улицу. Когда шум скрылся в небе, он сказал:
— Зато тут теперь как в Киеве. Там тоже около Владимирова терема все бревнами выложено…
Немного запоздало, но все-таки к месту Исин добавил:
— А это вам барабанные палочки.
Все было хорошо. Посреди ставшей деревянной улицы сиротливым столбом стоял только один песиголовец. Он удивленно вертел головой потрясенный не столько случившимся, сколько своим чудесным спасением. Оглядываясь вокруг, он видел только бревна, и не мог взять в толк — как все это произошло.
Исин пришел в себя первым. Он подобрал брошенный меч.
— В окно влез, — сказал он, прикидывая как можно добраться до него не сломав ног. — Как комар, зараза…
Избор вскинул лук, но опережая это движение за спиной у них загрохотало, и мимо пронесся ток воздуха. Он родился из негромкого шелеста и ставшего в конце громовым щелчком. Тетива, мгновение назад разделявшая песиголовца надвое, дрогнула, и на его месте вспучилось кровавое облако. Избор успел прикрыть лицо и ощутил, как ошметки шерсти и капли крови коснулись кожи. Он повернулся, уже зная, что там увидит.
— Гаврила! — радостно сказал Исин. — Откуда ты, а?
Гаврила молча стоял на самой верхушке бревенчатой горы.
Исин недоверчиво смотрел то на него, то на Избора. Умом хазарин понимал всю невероятность такой встречи и проверял не чудится ли ему все это. Избор молчал и тогда он спросил у воеводы.
— Масленников что ли?
— А то… — ответил Избор, не спуская глаз с Гаврилы. — Если уж он мне свою руку не отдал, то никому другому и подавно не отдаст… Слезай давай…
Но Гаврила и сам не хотел оставаться наверху. Осторожно, стараясь не потревожить бревна, он спускался к ним. С каждым его шагом улыбка на лице Исина становилась все шире, но на лице Гаврилы, когда он спустился, они не увидели ни удивления, ни радости.
— Где шлялись? — грубо спросил он. — Вы же еще вчера должны были тут быть?
Избор огляделся, что бы удостовериться, что Гаврила разговаривает именно с ними, но кругом было пусто. От песиголовца осталось только быстро подсыхающее кровавое пятно.
— Чего орешь? У нас дел не меряно!..
Пока он подбирал другие цветастые слова до него дошли последние слова Гаврилы.
— Кто сказал?
— Добрый человек…
В голосе Гаврилы было столько горечи, что Избор сдержался и не стал отругиваться. Только сейчас, когда Гаврила спустился, стало видно, что ему тоже досталось. Его покрывали не только грязь и копоть, но и кровь.
— Что тут было? — спросил Исин, не столько для того, что бы услышать подробности, сколько дать Гавриле возможность выплеснуть злость.
— А ты не понял?
Масленников устало опустился прямо на угли, и свесил руки между ног.
— Все снова началось…. Остроголовые, да еще эта дрянь лезет.
Он молча смотрел на кучу шерсти, что осталась от песиголовца. Его кулаки сжались с такой силой, что кожа едва не треснула.
— Сколько их тут?
Что бы не объяснять, что он имеет ввиду он просто притопнул ногой по земле.
— Шестеро….
— Этот, значит, последний был.
Он замотал головой и в бессильной злобе промычал:
— Пятнадцать человек…
Ветер подхватил золу и бросил в лицо. Исин присел рядом с ним.
— Расскажи толком!
Вместо ответа Гаврила поднялся и пошел, обходя кучу бревен. Избор и Исин не сговариваясь, пошли следом. В Фофанове он был вроде как старожилом, и его приходилось слушаться…
Он привел их к таким же обгорелым стенам, от которых они только что ушли, только вдоль стен стояли бочки с пивом и вокруг опрокинутых столов валялись кружки. Гаврила нагнулся за одной, потом все так же молча выбил дно у ближайшей бочки и зачерпнул….Терпкий запах хорошо сваренного и процеженного пива на мгновение перебил запах гари, но ветер поднял золу и все стало по-прежнему. Гаврила вел себя так, словно был хозяином всего того, что стояло вокруг него. Исин тоже зачерпнул, но не донеся кружку до рта, вдруг понял, что это действительно так. Все, что еще оставалось в городе уже не имело хозяев и, значит, принадлежит им. Его рука дрогнула, и пиво выплеснулось на землю. Гаврила посмотрел на него, но ничего не сказал.
