Но князь замер, глядя на прикрытое рукавицей лицо парня, и меч в руке княжьей опустился. И невесть с чего вдруг остановился и весь бой, все глядели на князя — и свои кмети, и чужаки.
Тот самый мальчишка из дружины Ростислава, «козарин» донской!
— Шепель? — удивлённо спросило Глеб, не веря своим глазам.
— Я не Шепель, княже, — сумрачно ответил парень, и теперь Глеб тоже ясно видел — не он. Очень похож, но не он. — Я брат его, близняк.
— Вон что, — протянул князь, не спеша вновь вздевать меч. Но и в ножны его кидать не спешил. Парень же всё-таки совладал с ножом — серая узорная сталь стремительной рыбкой метнулась в его руке, и Глеб понял: теперь, если парень дока ножи метать, они в равных — ему в такой близи от хорошо брошенного ножа нипочём не уклониться, и мечом не отбить.
— Зовут-то тебя как, близняк?
— А тебе-то для чего, княже? — дерзко бросил парень, перехватывая нож для броска. Храбёр. На князя-то?
Хотя степные — люди вольные. Над донскими «козарами» лет сто уж как никого нет, никоих князей, откуда ему благоговения-то набраться?
Да и на Руси сейчас — у многих ли сыщешь, благоговение-то? И князья-то сейчас не те…
— Да просто, — пожал плечами Глеб. — Ты же вот откуда-то знаешь, что я — князь.
— Знаю, — буркнул парень всё так же хмуро. — Глеб Святославич ты, я тебя в Тьмуторокани видел.
Вон даже как…
— Меня Неустроем люди кличут, — сказал парень, опуская нож. Впрочем, метнуть можно было и снизу, даже не размахиваясь — раз! и в гортань!
— И чего же, Неустрое батькович, вы в нашей земле ищете? — чуть подпустив в голос яду, спросил князь.
— Заблудились мы, — непроницаемо ответил Неустрой, глядя князю прямо в глаза. — Метель-то какая…
Врал Неустрой.
Князь усмехнулся, глянул на «козарина» исподлобья.
— Ладно… убирайтесь!
За войлочными стенами шатра завывал ветер, бил в стены — вздрагивали и крепления шатра, и сами стены. Пламя светцов плясало так, что становилось страшно за огонь — погаснет.
Но внутри шатра было тепло. Уютно потрескивали огоньки, хотелось взять в руки книгу… да только откуда тут, в походе, книга-то?
Глеб Святославич невольно усмехнулся собственному неразумию. Когда и повзрослеешь только, княже, — сказал сам себе тьмутороканский князь. Да и какой ты теперь тьмутороканский князь — стол у тебя Ростислав отнял, а самого Ростислава с Тьмуторокани согнать сегодня не выходило.
Полость шатра чуть приподнялась, внутрь проскользнул отец, весь облепленный снегом. Отряхнулся как пёс, невесело глянул на Глеба.
— Так вот, сыне, — сказал, словно не зная, что сказать ещё.
— Ворочаем рать, отче? — тихо спросил Глеб, глядя в сторону.
— Ворочаем, Глеб, — твёрдо и горько ответил Святослав. — И на месте стоять… кмети уж ворчат. А через мёрзлую степь вперёд идти неможно, кони обезножеют вконец да и попадают, корма окончатся — тут нам и конец всем… тем более, «козары» донские за Ростислава! Всю рать за Доном положим, в Сальской степи! Надо ворочаться…
У Глеба затеплели уши — изгнанный тьмутороканский князь понял, что отец прекрасно и без него знал, кто такие донские и кубанские «козары». Но сына, довольного тем, что может поучить отца, не остановил.
Глеб опустил глаза, потом быстро вскинул, встретился взглядами с отцом. И черниговский князь едва заметно подмигнул сыну — он был доволен.
А что не осёк — зачем?
Пусть покажет, что он усвоил, какой урок вынес из первого своего поражения.
Главное — чтобы из этого поражения сын привычку к поражениям не вынес.
Бывает такое.
— Надо так надо, — вздохнул Глеб. — До морозов альбо до весны?
— Думаю до весны, сыне, — осторожно ответил отец. — По весне пойдём и водой, и горой, да и великий князь помощь подошлёт — ему Тьмуторокань в наших руках — иголка, а в Ростиславлих и вовсе — нож острый.
Впервой вот так-то при сыне про старшего брата вымолвилось, до сих пор старался умалчивать. Незачем до времени знать сыну про то, что братья Ярославичи не так уж и дружный меж собой, особенно старшие Ярославичи — Изяслав со Святославом. Повзрослеет — тогда уж, — думалось. А сейчас — куда и взрослеть-то Глебу. И стол получил, и со стола согнали. А которе большой с Изяславом не миновать стать… тогда Глеб отцу и поможет.
Сын в ответ только кивнул — не слепой, мол, сам всё понимаю.
— Ростислав в Тьмуторокани прочнее сядет, — сказал отворачиваясь.
— Против нас ему всё одно не сдюжить, — возразил Святослав, подходя к светцу и грея руки у огонька.
Глеб в ответ только повёл плечом — отец так и не принял во внимание его слова по донских да кубанских «козар». Хотя войны не миновать всё одно, и Ростиславу и впрямь не сдюжить против всей Северской земли. И уж тем более против всей Руси, если за среднего брата старший и младший вступятся — великий князь Изяслав да переяславский Всеволод, тот, что ногой на самой степной меже стоит.
— Я тех «козар» сегодня видел, — вырвалось у Глеба, и он вмиг пожалел о сказанном. Впрочем, отец всё равно бы про то узнал — хоть и от того же Жлобы.
— Где?! — встревоженно встрепенулся князь Святослав.
Ростислав, морщась, коротко рассказал о мимолётной стычке. Отец слушал, выпятив губы трубочкой, словно свистнуть собирался.
— Отпустил? — недоумевающе переспросил он сына, выгнув в удивлении бровь. — С чего это?
Глеб и сам не мог бы объяснить отцу, почему он отпустил Неустроя и остальных. Но Святослав уже его не слушал — сузив глаза, он медленно произнёс:
— Ростиславичи-то каковы?! Неуж с Тьмуторокани до самого Сейма дозоры высылают?! Альбо…
— Что — альбо? — переспросил Глеб, чувствуя, что его доверчивость и ротозейство могут оборотиться какой-то другой стороной.
— Альбо это передовой дозор и вся Ростиславля дружина здесь?! — Святослав уже стоял на ногах, а его рука лежала на рукояти меча. — А то и «козары» с ней?!
На короткий миг Глеб Святославич представил всё, что из того следовало. Ничего невозможного — это черниговцам через мёрзлую степь идти трудно, а Ростиславу что — донские «козары» за него, его рати и отдохнуть будет где, и подкормиться. Ростислав Владимирич — вояка нехудой и ярый. Один переход — и он охватит здесь, у Путивля всю обезножелую пешую отцову дружину. И что станет выкупом за вызволение из полона альбо сохранение жизни? Стол черниговский?!
— Навряд ли, — ответил Глеб, вздрагивая. — Ростиславу черниговский стол не нужен, ему Великая Тьмуторокань нужна, держава в Диком Поле да в Ясских горах.
— Чем больше ешь, тем больше охота! — ощерился Святослав. — Мстислав Владимирич тоже с Тьмуторокани начинал, а после в Чернигове сел, и на Киев тоже целил! Да и откуда ты знаешь?!
