— Навряд ли, — ответил Глеб, вздрагивая. — Ростиславу черниговский стол не нужен, ему Великая Тьмуторокань нужна, держава в Диком Поле да в Ясских горах.
— Чем больше ешь, тем больше охота! — ощерился Святослав. — Мстислав Владимирич тоже с Тьмуторокани начинал, а после в Чернигове сел, и на Киев тоже целил! Да и откуда ты знаешь?!
— Он сам сказал, — пробормотал Глеб, чувствуя себя ужасно глупо.
Святослав в ответ только рассмеялся.
— И потом, он мог привести рать и для того, чтобы просто нас в Степь не выпустить, — быстро сказал он. — Тогда всё, тогда — конец.
Он быстро нахлобучил шапку и вышел. Пола шатра ещё не успела упасть, а Глеб уже услышал разбойный посвист — отец подзывал коня.
Святослав Ярославич разослал дозорных на сотню вёрст вокруг, сумев-таки собрать сотню кметей на добрых конях. Всадники обшарили все балки, яруги и перелески, но не нашли ни «козар», которых и след простыл, ни Ростиславлей рати.
Никого.
Поход провалился, и это было ясно уже каждому кметю, а не только князьям да гридням. Рать приходило распускать, а поход сворачивать и отложить до весны.
Глава вторая Беспокойство
1. Белая Русь. Окрестности Витебска. Весна 1065 года, травень
Три всадника вынеслись из леса, и Несмеян на миг задохнулся — тёплый ветер хлестнул навстречь, упруго надавил на грудь, властно и ласково перехватил дыхание. Утоптанная дорога глуховато отзывалось под коваными конскими копытами, боязливо жалась к лесной опушке, пряталась под развесистые ветки сосен и елей, ныряла в березняки.
Дорога был знакома. Знакомей некуда.
Всеслав Брячиславич вдруг наддал, словно уходя от погони — любимый Всеславль конь взял с места вскачь. Несмеян и Витко встревоженноринули вскачь следом — не случилось ли чего. Но Всеслав уже остановил коня и, смеясь, оборотил к кметям разгорячённое жарой лицо.
— Хорошо-то как, Несмеяне?! — крикнул он, любуя зеленью леса. — Любота!
Кметь понимающе кивнул, подъезжая вплоть. И впрямь хорошо было. Лето уже ступало по густолесой кривской земле, яркая зелень ещё не пожухла, прибитая зноем, не тёк ещё по лесным полянам духмяно-пряный запах созревающих ягод. И любо же в такой день, забыв по княжье достоинство, поскакать навстречь ветру…
— Любо, княже, — подтвердил Витко, бросая косой взгляд на опушку — мало ли чего. Были уже научены кмети горьким опытом — зимой, как ворочались с полюдья, вот так же скакали по лесам, когда взгляд Несмеяна вдруг зацепился за одинокую фигурку на опушке недальнего леса.
Что-то ему не понравилось, он даже не понял — что именно, а сам уже рванулся к князю и обхватил его за плечи, валя с коня. Взвизгнула над головой стрела, чиркнув широким срезнем по самой луке седла. Несмеян и князь рухнули на дорогу, вздымая мелкую снежную пыль. Витко с миг ещё был в каком-то оцепенении, и вторая стрела метнулась алчной гадюкой. Но Несмеян уже успел подняться на колено и подставил щит. Глухой стук сменился звонким треском — стрела, пробив бычью кожу, расщепила прочный вяз щита и высунула жадную бронебойную головку с обратной стороны.
Стрелец удирал вдоль опушки — нырнуть прямо в лес ему мешал густой колючий чапыжник — а Витко нёсся следом, кидая на скаку стрелу за стрелой, и всё никак не мог попасть. Наконец, кметь остановил коня, приподнялся на стременах и выцелил беглеца. Щёлкнула тетива, короткий визг — стрелец споткнулся и сунулся носом в сугроб.
Кто таков был неведомый стрелец — так и не дознались. А только не мог даже и безвестный побродяжка не признать во всаднике хозяина Полоцка — в кривской земле Всеслава Брячиславича знали в лицо, хоть десять раз переоденься безвестным кметём.
Князь, видимо, тоже вспомнил про тот, уже полузабытый случай, бросил кметю:
— Не хмурься, Витко… уж тут-то в меня стрелять некому…
Но поехал всё же медленнее.
— Ну-ну, — неопределённо бросил кметь. И вдруг добавил. — До сих пор локти кусаю, княже… живым надо было брать стервеца…
— Много чести, — сказал вдруг Несмеян. — С тем, кто исподтиха стрелял, ещё и добром говорить. И без того ведомо, кто таков, да из-под чьей руки…
Смолк, остановленный княжьим взглядом, недовольно втянул ноздрями воздух.
А князь задумался.
Несмеян, конечно, прав, как же без того. И так ведает князь полоцкий, кто острил на него стрелы в туле неведомого стрельца, убитого Витко на двинском берегу. Потому он и едет сейчас к волхву Славимиру, что знает и сам — христиане его в покое не оставят.
Вон и Ольга так думает…
Дверь скрипела. Всеслав оборотился с немалой злобой, но тут же обуздал себя — пришла княгиня.
— Сколько раз говорил холопам — дверь смазать, — процедил он. — Бездельники. Дармоеды.
— Опять буянишь, ладо? — Ольга подошла вплотную, провела ладонью по волосам князя, чуть дёрнула за длинную прядь — Всеслав не брил головы и подбородка по примеру воев, не жертвовал волос Перуну. Велесову потомку это не к лицу.
Всеслав по-прежнему раздражённо дёрнул плечами, освободил волосы из рук жены.
— Р-разгоню всех… — бормотнул он, невольно остывая. — Наушники.
— Грозен ты, княже, как я погляжу, — княгиня улыбнулась. — И куда денешь?
— Пусть к протопопу в прислугу идут, — махнул рукой Всеслав.
Княгиня звонко расхохоталась — она и до сих пор, на четвёртом десятке, сохранила весёлый нрав.
— Войну затеваешь, Всеславе? — внезапно спросила она, положа руку ему на плечо. Князь невольно вздрогнул, поднял на неё удивлённые глаза.
— Ты… откуда знаешь?..
Ольга усмехнулась, села на высокий подлокотник кресла, прижалась к мужеву плечу.
— Альбо ты забыл, княже, кто я такова?..
Нет, он не забыл.
— Слухи и до меня донеслись, — Ольга улыбалась. — Негоже тебе, ладо, таиться от меня. Вон правильно христиане говорят — муж и жена да будут едина плоть.
Всеслав криво усмехнулся:
— Они ещё говорят — жена да убоится мужа своего.
— Не дождутся! — княгиня гордо вздёрнула подбородок.
— Вот так-то лучше, — засмеялся Всеслав. — А то я уж подумал: ну, если и жена моя христианские речи повторять взялась, так надо мне оружие складывать да креститься.
Княгиня засмеялась:
— Не приведи, Макоше.
На том разговор и закончился.
Да, Ольгушка, затеваю я новую войну! — горько бросил про себя князь. И не с иноплеменниками войну, со своими, русичами, мало того — кривичами единокровными! А и как иначе?!
И вот они снова стоят в воротах святилища друг напротив друга, и зубчато-причудливая тень храма падает на них, укрывая от палящего летнего солнца макушку волхва, не прикрытую более ничем. А князь чуть щурится на солнце, глядит вприщур и ждёт — что скажет ему на сей раз старый учитель, волхв Славимир.
