— Вот я, — сказал он. Закашлялся, кровь горячей струйкой хлынула изо рта. Он сделал шаг, ноги дрожали и пытались согнуться. — Вот я… потомок Рюрика!.. Прими жертву…
Мир качался, ноги подкашивались. В ушах стоял шум, но сквозь рев крови в черепе внезапно услышал победный рев боевых труб, что звучали сверху. Он шагнул в страшный жар, ноги подкосились, рухнул на раскаленный твердый камень. Последней гордой мыслью было, что сумел даже упасть на жертвенную плиту, сумел, смог, он герой, он умер, зато Киев будет жить…
Солнце поднялось из-за края земли, но костры по необъятному печенежскому стану еще горели. С крепостной стены они выглядели как опрокинутое на землю звездное небо. Владимир с самой высокой сторожевой башни молча прикидывал, сколько там воинов, всякий раз сбивался со счета, а потом и вовсе махнул рукой. В любом случае придется отсиживаться за стенами. Хотя первая стычка далась очень легко. Даже очень.
Внизу у ворот толпился вооруженный люд. Волчий Хвост орал, размахивал мечом, выстраивал и подравнивал. Владимир хмурился, затея еще раз попытать счастья не очень нравилась, печенегов все больше, второй раз уже так не попадутся…
Волчий Хвост проорал, выпячивая грудь:
— Запомнили, сукины дети?.. Ни шагу от стен! Кто ослушается хоть на шаг, я не только наплюю на его кости, но и дом его разорю, дабы не смел подводить боевых другов!
Врата заскрипели, масса поспешно хлынула на простор. На этот раз Волчий Хвост решил испытать в бою пеших, все молодые да зеленые, настоящего врага не нюхавшие.
Владимир видел сверху, как без нужды суетятся, перебегают с места на место, выстраиваются хоть и быстро, но с немужской поспешностью. Правда, выстроились быстро, подровняли ряды.
Печенеги, завидев противника уже по эту сторону стен, заорали и ринулись нестройной лавой. Напрасно умелые военачальники кричали и пытались наладить атаку. Киян горстка, к тому же пешие, по виду — молодые, здоровые, таких рабов можно дорого продать в земли Востока…
Волчий Хвост заорал, выпучив глаза. Разом поднялись луки, воздух задрожал, завыл, сотрясаемый множеством тяжелых стрел. У пеших луки еще длиннее, а стрелы убойнее. С земли стрелять сподручнее, туча тяжелых как дротики стрел пошла вверх по очень длинной дуге.
Печенежская лава еще не набрала скорость, как стрелы обрушились железным градом. Раненые кони ржали, поднимались на дыбки, мешая другим, падали, о них спотыкались, падали, ломая ноги и сбрасывая всадников. Стрелы все летели и летели, тяжелые и с острыми как бритва кончиками, над конской лавиной стоял неумолчный крик страха и боли. Однако лава еще неслась, хоть и сильно замедлила бег, а стрелы все били и били, бросая под ноги коней скачущих сильных молодых батыров…
Волчий Хвост уже раскрыл рот, готовясь приказать спрятать луки и хватать приготовленные копья, но печенеги совсем замедлили ход, начали огибать киевских воинов, в их руках тоже стали появляться луки.
Он с напряженным вниманием смотрел, как огромная лава не решилась с ходу ударить в пеших, догадались, проклятые, пошли на рысях мимо. Луки уже у всех, видно, что натянуты тоже почти разом, стрелы коротенькие, легкие…
Послышался долгий змеиный свист. Сердце трепыхнулось и застыло, словно брошенное с размаху на лед. Разом потемнело, словно солнце закрыла туча, а затем весь мир накрыли странные сумерки.
Печенежские всадники, разом выпустив тучу стрел, поспешно доставали из колчанов стрелы, бросали на тетивы, быстро оттягивали до уха и посылали одну за другой в сторону киевского войска.
Плотная темная туча стрел взбиралась по длинной дуге как гора, она и весила как гора, а когда стрелы достигли верхней точки и пошли по той же дуге вниз, на войско киян, Волчий Хвост чувствовал, как все тело застыло в смертном страхе, поспешно встряхнулся, напомнил себе, что видел подобное уже сотни раз, и ничего, не только жив, но и стал воеводой. Совсем не зазря.
Кияне разом присели и закрылись щитами. Поле перед крепостными вратами покраснело, словно внезапно зацвело маками. Послышался дробный частый стук, будто с неба обрушился ливень, перешел в грохот. Красные щиты потемнели, став похожими на спины рассерженных ежей.
Некоторые воины, укрывшись за щитами соседей, торопливо били щитами оземь. Стрелы с хрустом обламывались, но падающие с неба тут же находили цель, в рядах вскрикивали, падали, толкая соседей, подставляя их тоже под железный град.
Остальные выжидали терпеливо. Стрелы щелкали и по шлемам, что торчали над щитами. В третьем ряду молодой Веселун, один из внуков Претича, рискнул чуть-чуть приподнять голову, сделав себе щелочку для глаз над краем щита, десяток стрел простучали по шлему. Щит все еще вздрагивал от частых щелчков, а две стрелы вонзились в узкую щель, попав в глаз и в переносицу.
Не дожидаясь, когда стрелы истощатся, печенежская конница пошла быстрым шагом, все время набирая скорость. Лучники прекратили стрельбу, иначе стрелы поразят незащищенные спины своих удальцов, вот-вот врубятся в эти коленопреклоненные ряды…
Разом, словно вздохнула земля, войско киян качнулось, поднялось. Кое-кто спешно сбивал торчащие стрелы, другие пренебрегли такой мелочью, выставили копья и уперли в землю.
— Копья! — заорал Волчий Хвост слегка запоздало. — Ровней ряд! Ровней!
— Не высовываться, — прокатилось по рядам. — Держать ряд…
Доскакав на расстояние броска дротика, всадники завизжали, нагоняя страх, у каждого из руки вылетело короткое метательное копье, и, выставив пики, ринулись на пешие ряды воинов. Дротики, вонзившись в щиты, пригибали их к земле, кияне с проклятиями поспешно срубали, обламывали, а конница уже налетела, ее встретил лес длинных копий с длинными заточенными остриями.
Послышался новый зловещий свист. Кровь застыла в жилах. На этот раз свист шел со стороны стен города. Там было черно от народа, у каждого в руках дергается лук, сотни рук одновременно хватают из колчанов стрелы, оттягивают тетивы, стреляют, почти не целясь…
Яростный бой шел в первых двух линиях. Копейщики выбивали длинными копьями всадников, те стремились успеть срубить наконечники. А туча тяжелых стрел сыпалась на задние ряды печенегов.
Волчий Хвост рубился в переднем ряду. По нему стучало, как по крыше дождь, но сам он глыба камня, да еще в кольчуге, а поверх кольчуги плотные булатные доспехи. Так что, кроме пары кровоподтеков, пока не отыщешь на теле отметин, а его длинная сабля вышибла из седла уже с десяток удалых да горячих.
— Держать ряд! — порявкивал он время от времени. — Дер-р-р-ржать!
По шлему щелкнуло с такой силой, что, будь у него хвастливый ромейский шлем с их гребнями да выдавленными орлами, уже сорвало бы с головы. И подбородочный ремень не удержал бы, но конический шлем, гладкий как зеркало, не дал зацепиться острию.
