На зеленом покрывале до сих пор валялась груда старого тряпья, из которого когда-то давным-давно Пепел выбирал для нас с Хелдом нищенские наряды. Наши следы на полу около камина — следы сапог и босых ног — уже затянуло пылью, но они, многажды простроченные крысиными следочками, все еще хорошо были видны. На неубранных тарелках и бокалах расцвела и засохла плесень, а объедки растащила вездесущая голохвостая братия.
Я переступила порог, оглянулась, махнула рукой вытаращившему глаза Рохару, и тихонько прикрыла дверь.
Ну что, господа хорошие, здраствуйте. Я вернулась в Амалеру.
* * *
Эрайн, я уже тут.
Рад слышать.
А ты где?
В яме! — смеется. — Имел успех у вашего тщедушного короля, был кроток и позволил угостить себя с рук булкой с мармеладом. Кстати, вкусно. Ратер пока тоже в городе, но после бракосочетания он со своим новым хозяином уедет. В этот… Холодный Камень.
А до тех пор ты будешь сидеть в яме?
Угу. Яма — только звучит страшно, а на самом деле здесь чисто, сухо и даже светло. Солома свежая, кормят хорошо. Смотреть ходят, смешные! Сладости носят. Дамочки визжат, ахают. Не скучаю.
Ты сказал Ратеру про Мораг?
Сказал. Парень здорово за нее беспокоился, боялся, не убила ли ее эта ваша колдунья.
А дракон твой как?
Понемногу притираемся. Он Ратера просто обожает. И тебя, оказывается, помнит. Иногда на него находит поиграть, побеситься, порычать. Я позволяю, это даже забавно. Только зверье воет и мечется, и люди пугаются.
Ну и правильно что пугаются. Ты же чудовище, в конце концов. Совсем домашний, ты бы их разочаровал.
Наверное. В общем, Лесс, я должен тебе спасибо сказать. Помогла ты мне с драконом.
Ну вот! А ты не хотел!
Ладно, ладно. Ошибался, признаю. Трудно взглянуть на себя со стороны.
Хочешь сказать, влезть в чужую шкуру?
Кстати, о шкуре. Ты поняла? Про фюльгью?
Я смущенно вздохнула. Я и впрямь балда запредельная, как припечатал меня Эрайн. Давно можно было догадаться. С самого начала. Но ведь он и сам не догадался, а у него опыта побольше моего.
А ты на старших не кивай, у тебя своя голова на плечах!
Значит, я смогу превратиться в тебя? Как в Скату превращаюсь?
Теоретически — да. Но пока мы с драконом не разобрались — нет. Дракон — моя фюльгья, а не твоя. Я ведь тоже не могу стать горгульей.
Фюльгья моей фюльгьи — не моя фюльгья? Тьфу, еле выговорила. Сумасшедший узел получился.
Не мы первые. Бывали узлы и головоломней.
Расскажешь?
Потом как нибудь.
Я раскопала наваленное на постели барахло и выбрала темно-коричневое тяжелое платье, под которым мое белое скрылось как горстка снега под кучей навоза. Широкой лентой приподняла выстриженную Пеплом челку, поверх накинула битую молью черную шаль, на локоть повесила корзину и превратилась в кухарку или прислугу, посланную за покупками.
Под лестницей, за старыми шубами и плащами обнаружилась потайная дверь, в которой торчали ключи — я их там так и оставила. Винтовая лестница вниз, путь по подвалу, где оказалось не так уж и темно, затем несколько ступеней вверх — и я на знакомом пустыре, среди заросших лопухами руин, бродячих собак и кошек.
Первым делом в уши ударил звон, будто все церкви в Амалере сошли с ума. Щедрым золотым потоком он тек сверху вниз, заполняя город по самые кровли; чайки и вороны кружились над шпилями и флюгерами, не рискуя спускаться в тягучую, с переливами, патоку колоколов.
Свадьба! Боже мой, я как раз успела на свадьбу, незваный и нежданный гость. Вторая королевская свадьба в моей жизни, однако. Взглянуть, что ли, на кортеж?
Земля была влажной, наверное рано утром в Амалере прошел дождь. Сейчас серые облака в зените истончались и сквозь них перламутрово-белым пятном проглядывало солнце. Пахло совсем не так, как в Ставской Гряде и Мавере — пахло большой рекой, дегтем, смолистым дымом, близким морем. И еще из-за руин, с соседних улиц, явственно доносилось сладостное благоухание горячего печева, запахи корицы и карамели, ароматы имбиря и разогретого меда. Я шла по улице, принюхиваясь, нащупывая в поясе оставшиеся с похода на рынок медяки. Ну, в булочке с корицей или имбирном прянике я себе не откажу!
Похоже, знатная затевается гульба! Даже переулки пестрели яркими платками и гирляндами зелени, развешенным между окнами, у встречных были немного ошалелые предвкушающие лица, а на улице Золотая Теснина меня подхватила нарядная толпа. «Королевское колесо», похоже, зализало нанесенные принцессой раны: двери в таверну были гостеприимно распахнуты. Прямо перед таверной, на досках, уложенных на сдвинутые бочки, грохоча каблуками, отплясывали альханы — две девицы и парень. Гремели ситары, визжали виолы, щелкали кроталы, зрители орали и хлопали в ладоши — и все это веселье с головой накрывал бронзовый колокольный прибой.
До меня никому не было дела, как хорошо! Один раз только в ухо рявкнули: «На похороны, что ли, собралась?» и нахлобучили на голову лохматый венок из золотой розги и сентябриков. Толпа вылилась на рыночную площадь, сейчас расчищенную от лотков и навесов. Правда, разносчиков со всякой снедью тут было видимо-невидимо, у одного, с большушей корзиной свежей сдобы, я купила несколько пирожков.
В центре площади с большой телеги сгружали бочки. Народ рвался пробиться поближе, чтобы выпить за здоровье молодых, когда наступит момент. На передке, важно опершись на копье, стоял стражник и покрикивал на особо резвых. На острие копья было насажено яблоко, а вокруг древка полоскались желтые и алые ленты.
— Гав-гав-гав-гав!
Среди шума и гвалта я не сразу расслышала знакомый, с привизгом, лай.
— Р-р-р-гав-гав-гав!
— Буся, Буся, Буся!..
Черная с белыми пятнами шавка, прыгая под ногами гуляющих, облаивала меня с недосягаемого расстояния. А над головами уже плыла, приближаясь, всклокоченная шевелюра цвета пожухшей травы. Два молочно-сизых, как патина на слюде, глаза шарили по толпе в поисках собаки — и наткнулись на мой взгляд.
Остолбенение.
Холера холерная, я ведь начисто забыла о вашем существовании, дорогие друзья. Зачем же судьба так настойчиво нас сводит?
— Гав-гав-гав!
— Буся, — окликнула я. — Что ты разоряешься? На-ка пирожка, тварь голосистая.
Кусок пирога с ливером шмякнулся на мостовую. Буся трусливо прянула назад, сообразила, что это не камень и чутко задвигала носом.
— Эй, — крикнула я людям. — На хлеб не наступите! Дайте животине угоститься!
— Сегодня все гуляют, — поддержал меня толстый горожанин и аккуратно перешагнул кусок.
Буся, прижав уши, схватила пирожок и отскочила. Я разломила второй, от одной половинки откусила, а вторую бросила на землю — к себе поближе.
