Девочка сразу вспоминает источник того самого чувства вины, терзающего ее уже вторые сутки. Есть в анакоросском колледже одно ментополе, в которое она лазит бессовестно и регулярно, из эгоистического любопытства, просто чтобы быть в курсе. Она хочет знать о нем все: перестал ли болеть палец, вывихнутый два дня назад в спортзале, что у него было на завтрак, хочется ли ему сегодня идти на занятия в планетарии, какая музыка ему нравится… Она собирает по крупицам знание о нем, следит за малейшими перепадами его настроения. Хотя настроение-то у него обычно хорошее. Кроме как, когда она, Кателла, рядом. Поэтому она наблюдает издали, стараясь не раздражать.
Но сегодня, сейчас издали невозможно: в блещущий вихрь отчаяния на детской площадке ее затягивает, как в воронку торнадо. Усилием воли переставляя окаменевшие ноги, Кателла тащится на площадку, облокачивается на хилый заборчик в двух шагах от эпицентра эмоциональной бури.
Айрас ее не замечает. Вновь и вновь он, отталкиваясь ногой, раскручивает карусельку, пока наконец в ней что-то не дзенькает, отчего слоники перекореживаются набок. Айрас угрюмо сползает на край, разглядывает свои ноги. Кателла, мысленно обругав себя за то, что вот так, ни с того ни с сего, идет на верную смерть, перелезает через заборчик и пристраивается рядом. Он ничем не показывает, что соизволил ее заметить, просто монотонным, заржавленным голосом рассказывает о том, что она уже десять раз поняла.
Позавчера пришло официальное сообщение о подавлении очередного мятежа оппозиции на Мхатме. Не то чтобы на Мхатме изобиловала оппозиция, просто Носитель эбриллитового венца страсть как любил подавлять мятежи. На этот раз суровая длань мхатмианского правосудия ухватила за шиворот семью О'Донг, которая всего-то лишь абстрактно размышляла о терапевтических свойствах некоторых сколопакских ядов и возможных последствиях смены высшего руководства планеты для торгового дома О'Донг. Личная инквизиция Носителя эбриллитового венца, как известно, веников не вяжет. Она вяжет руки и ноги, подвешивает за разные части тела, применяет раскаленные щипцы и дыбу.
В одночасье из сына высокопоставленного вельможи, в распоряжении которого находилось одно из крупнейших состояний Мхатмы, Айрас превратился в нищего изгоя. Пал, что называется, из князей в грязь.
— И что сделают с твоими родителями?
— Уже сделали. Им отрубили голову.
Невероятным образом, как только эти слова слетают с его губ, Айрасу становится легче. Отчаянная боль отпускает сердце, и мысль о том, через какие пытки пришлось пройти родителям перед смертью… эту мысль, буравившую с утра его душу, Айрас тоже перестает думать. Он трет кулаком сухие глаза и вываливает на Кателлу свою последнюю жалобу, самое большое свое терзание:
— Понимаешь, я никак не могу вспомнить, как мы с ними прощались в последний раз на каникулах, когда я улетал сюда. Хочу и не могу. Что на маме было надето, о чем мы разговаривали на космодроме, как отец махал мне рукой. Казалось, что это все еще много раз повторится, что это мелочи. Если бы я знал… я бы так хорошо все запомнил. До мельчайших деталей.
— А ты постарайся, — неуверенно предлагает Кателла. Больше всего на свете она боится сейчас, что он заметит, что это она — одна со всего курса — сидит рядом с ним, и прогонит ее.
— Я уже старался.
— А ты еще раз.
Он отмахивается от нее, как от назойливой мухи. И тут же вспоминает — мамин развевающийся сарафан, зеленые и оранжевые полосы, отца, размахивающего эбриллитовым жезлом — знаком принадлежности к высшей знати Мхатмы, перемежающего стандартные наставления грубоватыми шутками над особенностями жизни анакоросского колледжа, которые кажутся главе рода О'Донгов варварскими и непонятными. Младших братьев — они приняли ту же судьбу, что и родители («До четвертого колена!» — гласил приказ Носителя эбриллитового венца) — бешено скачущих по VIP-залу мхатмианского космодрома и сбивающих всех на своем пути: им можно, они же двоюродные племянники владыки Мхатмы…
— Ну как? Ты вспомнил? — Кателла говорит задыхаясь, как после долгого бега. Но Айрас не замечает: он весь поглощен своими воспоминаниями. Ему ужасно мешает сейчас эта приставала. Кто просил ее лезть со своими вопросами, со своим идиотским сочувствием? Уставилась своими глазищами и смотрит. Именно сейчас, когда он вспомнил, когда ему надо сосредоточиться. Айрас вскакивает и, не прощаясь, идет, почти бежит, к своему общежитию — в комнату, скорее, запереть дверь и вспоминать, вспоминать, вспоминать дальше!
Кателла издает сдавленный стон, голова ее падает на руки. Лисс найдет подругу назавтра на сломанной карусельке в таком состоянии, что, ни о чем не расспрашивая, отведет в поликлинику. У самых дверей которой, впрочем, Кателла вырвется и сбежит. Ковальская скорчит очередную вредную рожу, но решит больше не вмешиваться. Пока.
Айрас О'Донг
«…И, наконец, убедительно просим вас, уважаемые студенты, в случае если вы решите заняться покорением скал на южной оконечности пляжа, делать это в сопровождении инструктора, в спортивной обуви и с соответствующим снаряжением. Тем, кто в себе не уверен, следует от этого экстремального времяпрепровождения отказаться. При таком сильном ветре, как сегодня, на скользком от воды известняке может что угодно случиться. Северная часть пляжа закрыта от ветра и хорошо оборудована. К вашим услугам купание, ныряние под коралловый риф, водные виды спорта. Уверены, что вы найдете чем занять себя в эти выходные».
Последние слова сопровождающий выкрикивает уже в спины бодро семенящим по направлению к кипящей белыми бурунами чаше залива студентам. Это Корос — лучший пляж Анакороса, центр известной во всей Конфедерации курортной зоны. Представители цивилизаций с температурным режимом тела, аналогичным земному, круглый год наводняют эти несколько десятков квадратных километров, усыпанных кирпично-красным, всегда усыпляющее-теплым и никогда не обжигающе-горячим песком. Ультрамариновые волны сладко-соленого моря разбиваются о белые скалы, а подводные пещеры служат пристанищем необыкновенной красоты кораллов и гигантских, но совершенно безобидных морских звезд — не таких, как земные, а таких, как небесные — золотистых и туманно-желтых.
Айрас опытным взглядом окидывает пляж. Как и ожидалось: большинство однокурсников покорно потопали в северном направлении — под разноцветные зонтики, к выстроившимся вдоль кромки воды катамаранам и теснящимся в пенном прибое яхточкам. За собой шумная компания волочила ласты, трубки, доски для серфинга, кое-кто даже ухитрялся на ходу надувать матрас. Ну, раз всем налево, значит, нам — направо, к белым известняковым скалам, возле которых установлен предупреждающий знак: «Опасно при сильном ветре». Там можно будет выкупаться без опасения задеть кого-нибудь из отдыхающих ногой или рукой. И никто не будет шарахаться.
