— А почему одиннадцать? — спросил я.
— Потому что наука не стоит на месте, — отозвалась женщина, надевая на меня манжету.
Следом она протянула мне уже изрядно затисканную кожаную подушечку, соединенную проводом с прибором.
— Сжимай и разжимай, когда я подключу.
Однако стоило мне коснуться кожаной поверхности, как агрегат, не дожидаясь подключения, загудел сам — даже скорее болезненно закряхтел, как старый курильщик. Озадаченный, я легко нажал на подушечку — и стрелка на панели тут же бешено задергалась к концу шкалы, но не останавливаясь, а словно пытаясь ее пробить. Кряхтение прибора многократно усилилось, став таким надсадно противным, что захотелось зажать уши — что большинство студентов и сделали, обалдевши глядя на меня. Следом раздался зловещий треск, будто железные стенки вот-вот разъедутся в стороны.
— Я же говорил! — с досадой бросил Ковалевский, забирая у меня подушечку. — Раиса Анатольевна, снимайте с него все!
Даже когда с меня стянули манжету, кряхтение аппарата не прекратилось. Стрелка продолжала яростно колотиться о край шкалы, словно пытаясь уйти куда-то за границу измеримого. Подтянув к себе список, Ковалевский бегло вывел рядом с моей фамилией “гипотетические сто”.
— А вы меня мерить не будете? — озадаченно спросил я.
— У нас нет второго прибора, — отозвалась женщина, торопливо щелкая по рычажкам, чтобы остановить кряхтение. — Мы ничем не сможем его заменить, если вдруг он выйдет из строя…
— Александр, — немного нетерпеливо произнес Ковалевский, — идите уже на место!
Только когда я отошел от агрегата, кряхтение наконец прекратилось, а стрелка замерла, рухнув в самый конец шкалы. Под пытливыми взглядами всей аудитории я вернулся за парту. Сотрудник КМБ аж высунулся из своего угла, в открытую рассматривая меня, а потом, будто опомнившись, опять нырнул в тень.
— Ничего удивительного, — сказала Роза, когда я сел между друзьями, — ты менталист и работаешь с чужой энергией. А это возможно только на самых высоких уровня магической силы.
— А почему прибор их не измеряет?
— Вас так мало, что проще считать аномалией, — усмехнулся с другой стороны Генка.
Отдохнув от меня, энэманометр пришел в норму, и тестирование студентов продолжилось. Очередной первокурсник садился на стул, манжета надевалась на руку, подушечка тискалась, агрегат мерно гудел, стрелка на панели двигалась… От повторяющихся действий меня даже начало клонить в сон.
— Островская Ева, — внезапно прочитал Ковалевский.
Сзади раздались четкие быстрые шаги, и я с любопытством повернул голову. По ступеням, высоко вздернув подбородок, спускалась девушка. Сестра?.. Однако она была совсем не похожа на Нину. Короткие светлые волосы едва доставали до плеч, карие глаза с вызовом глядели на всех вокруг. Темно-зеленая форма академии смотрелась на Нине женственно и изящно, а на этой девчонке все то же самое сидело немного угловато. Общим у них, казалось, была только фамилия.
— А это тоже дочь наркома? — на всякий случай уточнил я у Генки.
— Выбираешь, какая лучше? — фыркнул он.
— А давайте вы не будете, — мигом проворчала Роза, — обсуждать девушек при мне!
Островская тем временем приземлилась на стул около прибора и протянула руку — боевито и как-то даже немного резко, словно капризно. Женщина надела на нее манжету и, дав ей подушечку, щелкнула по рычажку. Аппарат привычно загудел.
— Восемьдесят два процента, — через полминуты сообщила его хозяйка.
По аудитории пронеслось одобрительно гудение — это были вторые восемьдесят после Голицына, лишь чуть-чуть не дотянув до его результата.
— Логично, — заметил Генка, — Островские — сильная, древняя династия…
Вот только сама девчонка будто была не рада такому результату. С каменным лицом она встала со стула и торопливо направилась обратно к своему месту. Проходя мимо нашей парты, она бросила какой-то неопределенный взгляд на меня и удалилась наверх.
Скоро подошла очередь и Генки.
— Скворцов Геннадий, — зачитал его имя Ковалевский.
Друг бодро вскочил и зашагал к стулу. Женщина в очередной раз повторила ритуал, нацепив на него манжету и щелкнув по рычажку. Прибор довольно громко загудел, и Генка стал усердно тискать подушечку. Видя, как оживленно задвигалась стрелка по шкале, я впервые задумался об одной в общем-то очевидной вещи.
— А зачем эти измерения делать при всех?
— Чтобы все знали, — отозвалась Роза, — кто ты и чего от тебя ожидать. Тут требуют результата и не любят неожиданностей…
Гудение продолжалось, становясь с каждым мгновением все громче. Генка напряженно смотрел на шкалу, по которой яростно билась стрелка, уходя все дальше. За спиной, казалось, заскрежетали зубы, и я слегка повернул голову. Голицын, устроившийся на несколько рядов выше, так же напряженно, как и Генка, следил за панелью прибора. Оба ждали итогового процента, словно соревнуясь друг с другом.
Наконец гудение прекратилось, и стрелка, подрагивая, остановилась в конце шкалы.
— Восемьдесят шесть процентов! — довольно сообщила женщина. — Сразу видно Голицынскую кровь…
Зубы Голицына скрипнули еще яростнее. Генка тоже поморщился, не слишком воодушевленный сравнением. Тем не менее в их негласном соревновании была ничья — оба получили одинаковый процент, будто кровь и правда решала.
Оставшиеся студенты не показали ничего удивительного. Таким образом, отметку в восемьдесят процентов пробили только трое, семьдесят — где-то с десяток, а у остальных проценты колебались от сорока до шестидесяти. Едва последний прошедший тестирование вернул подушечку, как сотрудник КМБ, сделав пометку в свой список, поднялся с места и удалился — почти так же бесшумно, как тень исчезает под солнцем. Дверь открылась, выпуская его и впуская Нину.
— Пока все свободны, — объявил Ковалевский. — Практическая часть экзамена состоится через два часа на боевой учебной арене. Опоздавшим снимут баллы, — буднично пригрозил он.
Следом он отдал список с результатами Нине и что-то ей сказал. Аудитория тут же наполнилась звуками. Парни, закатившие агрегат в аудиторию, вновь подступились к нему и под чутким руководством его хозяйки начали осторожно отсоединять провода. Вокруг оживленно заскрипели скамейки — будущие первокурсники повскакивали с мест и дружно поспешили к выходу.
— В столовую идешь? — спросил рядом Генка.
Нина все еще о чем-то говорила с Ковалевским.
— Я вас догоню, — отозвался я. — У меня тут вопрос. По практической части.
— Как думаете, — Роза мигом встрепенулась, — она будет сильно сложной?
— У тебя семьдесят четыре процента, — хмыкнул Генка. — Хватит переживать из-за пустяков!
Она опять нахмурилась.
— Ты и правда не понимаешь, как это все работает?
Препираясь, они направились к двери. Куда вскоре, закончив разговор с Ниной, зашагал и Ковалевский. Я поспешил ему наперерез.
— Григорий Николаевич, а практику мне тоже сдавать?
Он не слишком охотно остановился.
— Да, Александр, тоже.
— Но я же ничего не умею, — напомнил я, на случай если он вдруг забыл.
— Мы не приглашаем в академию тех, кто ничего не умеет, — отрезал Ковалевский.
— Но…
— Вы сдаете экзамены наравне со всеми, — с нажимом произнес он. — Это не обсуждается, — а затем развернулся и вышел, уходя от разговора и в буквальном смысле.
Я с досадой проводил его глазами. Неподалеку со списком в руке промелькнула Нина, однако идя не ко мне, а к сестре, которая, поджав губы, торопливо спускалась по ступеням.
— Ну как ты? — спросила Нина.
— В списке посмотри! — буркнула та и утопала прочь.
Несколько мгновений, хмурясь, Нина смотрела на ее спину, а потом, словно почувствовав мой взгляд, повернула голову и перестала хмуриться.
— Ну как? — с улыбкой спросила она. — Много намерили?
— Гипотетические сто, — я подошел к ней.
Она кивнула, будто без слов говоря, что так и думала. Ну еще бы!
— Полагаю, — я покосился на железные латки на покореженном корпусе, от которого сейчас отсоединяли последние провода, — сломала этот прибор ты.
