должна пойти первой. Месяц назад, когда у меня не было разделителя, я бы пошла – и была благодарна за приглашение в компанию.
– Если я и пойду куда-то посреди урока, то только одна, – грубо ответила я. – Между прочим, ни один из вас не сказал мне про мистика.
Они все пришли в класс раньше меня. Никто не пострадал во время сдачи заданий – следовательно, они заметили нехорошие признаки (например, слабый переливающийся свет, который я в норме бы не пропустила) и запихивали контрольные в щель, держа их на расстоянии вытянутой руки. Никто не сказал ни слова, когда сдавать контрольную пошла я.
– Самой надо следить, – дерзко ответил один из парней.
– Конечно, – сказала я. – Вот теперь и следите.
– Что это было? – внезапно спросила Лизель. Она подозрительно посмотрела на успокоившийся коридор и замурованную дверь, а затем уставилась на меня. – Заклинание, которое ты применила… это La Main de la Mort? Рука Смерти?
Она была права. Очевидно, Лизель учила французский (или она вообще билингва с детства). В целом Руку Смерти несложно распознать – не так уж много смертоносных заклинаний из трех слов. Проблема заключается не в том, чтобы выучить слова; это заклинание требует огромного количества je ne sais quoi [2], как большинство французских заклинаний; нужно швырять их беспечно и как бы безыскусно. Поскольку Рука Смерти убьет тебя, если ты ошибешься хоть немножко, мало кто способен произнести это заклинание беззаботным тоном. Ну разве что ты находишься внутри чреворота, и смерть кажется приемлемым вариантом. Вдобавок нужно выпустить чудовищное количество маны, не выказав ни малейшего усилия, что нелегко для большинства людей, если им, конечно, не суждено стать великими темными магами.
– Сами себя охраняйте, если надо, – сказала я, ища прибежища в грубости, и зашагала к лестнице как можно быстрее, пока Рави, разинув рот, смотрел мне вслед.
Было не запредельно сложно догадаться в ту минуту, что я скрываю нечто важное и очень неприятное. Придя обедать, я увидела, что Лизель разговаривает с Магнусом за нью-йоркским столом. Он жестом велел парочке своих прихлебателей отодвинуться и дать ей место рядом.
– Кажется, мне крышка, – кратко сказала я Аадхье и Лю, как только села.
И, знаете, я не ошиблась.
Глава 4
Середина семестра
Когда я была маленькой, мама регулярно напоминала мне, что другие думают о нас гораздо меньше, чем кажется; людей гораздо больше волнует то, что думают о них. Я полагала, что усвоила этот урок, но оказалось, нет. В глубине души я искренне считала, что все меня обсуждают, оценивают и так далее, хотя на самом деле я никого особо не интересовала. Я открыла эту восхитительную истину, потому что внезапно окружающие и впрямь стали обо мне думать. Контраст был разительным.
Не так давно все решили, что Орион Лейк влюбился в меня, просто потому что всегда был странным. По обычным меркам он и правда был странным. Даже Магнус и прочие ньюйоркцы, предложившие мне гарантированное место в анклаве, не считали меня какой-то особенной; они всего лишь хотели ублажить Ориона. Ребята не сомневались, что в выпускном зале меня спас Орион. Но тут Лизель разнесла весть о том, что я способна наложить заклинание Мертвой Руки, даже надышавшись парами мистика, и это была последняя капля. Ньюйоркцы наконец задумались обо мне и, разумеется, в тот же день догадались, куда девается мана.
Вечером, выходя из библиотеки, я обернулась и увидела Магнуса и троих его приятелей, которые сгрудились вокруг Хлои, сидевшей на кушетке в читальном зале. Испуг на ее лице ясно читался даже издалека. Я подумала, не вернуться ли… но что толку? Хлоя не стала бы врать друзьям по анклаву, людям, с которыми ей предстоит жить; а я не стала бы просить ее об этом. Неужели я хотела взмолиться, чтобы ньюйоркцы позволили мне цепляться за них и дальше? Разумеется, нет. Я собиралась угрожать? Соблазнительно… но нет. Я ничего больше не могла поделать. Поэтому я развернулась и пошла вниз, в полной уверенности, что ньюйоркцы вынудят Хлою отрезать меня от хранилища маны. Честно говоря, это был оптимистичный сценарий. На самом деле я ожидала, что Магнус явится ко мне во главе огромной толпы, вооруженной вовсе не метафорическими вилами.
В общем-то, мой случай вовсе не уникален в истории колдовского сообщества, и случай Ориона тоже. Мы оба – таланты, которые рождаются раз в поколение, но, как вы догадываетесь, в норме это происходит один раз в поколение. По чистой случайности мы – два исключительных примера – оказались в школе вместе. Не сомневаюсь, мироздание устроило это, чтобы восстановить нарушенное равновесие. Мой папа храбро бросился в пасть чревороту, навстречу бесконечным мукам, чтобы спасти меня и маму, она много лет лечит бесплатно, а я с детства ощущаю тягу к жестокости и массовым убийствам. За год до рождения Ориона двенадцать малефицеров истребили весь выпускной класс, поэтому был зачат герой, способный спасти сотни ребят. Это принцип равновесия: на обеих чашах лежат равные, но полностью противоположные вещи.
Дело в том, что волшебники вроде нас попадаются нередко – нет-нет да родится могущественный маг, который может изменить баланс силы между анклавами, в зависимости от того, где ему суждено появиться на свет. Лет сорок назад из школы выпустился один великий мастер, имевший талант к масштабным постройкам, и все крупные анклавы позвали его к себе. Он отверг их предложения и вернулся домой, в Шанхай. Древний анклав его семьи был захвачен чреворотом. Он собрал круг из независимых волшебников, лично возглавил их, убил чреворота и, как вы понимаете, был немедленно провозглашен новым Господином шанхайского анклава – и это через три года после выпуска. Конечно, он начал почти с нуля: спасенный им анклав был древним и насыщенным многовековой магией, но по современным стандартам маленьким и тесным; к тому времени большинство талантливых китайских волшебников перебрались в Нью-Йорк, Лондон и Калифорнию. Даже анклавы в Гуаньчжоу и Пекине пополнялись по остаточному принципу.
После сорока лет правления Ли Шань Феня шанхайский анклав обзавелся шестью башнями и монорельсом; шанхайцы недавно открыли седьмой портал и дали понять, что подумывают отделить азиатские анклавы и выстроить собственную школу. Отчасти это делает Ориона значительной персоной, такой важной, что Нью-Йорк был готов подарить бесценное место в анклаве какой-то девчонке-парии только потому, что она приглянулась Ориону. Все знают, что предстоит борьба за власть, а Орион – не просто популярный ученик Шоломанчи. Он тот, кто