Он меня даже не узнает, если я одна! Когда я здороваюсь с ним в мастерской, он притворяется, что узнал меня, но на лице у него написан ужас. «О боже, кто это, наверно, мы знакомы, о нет, о нет, я провалил экзамен на звание человека!» И дело не только во мне. Он всегда так себя ведет. Орион, наверно, мог бы перечислить тебе всех злыдней, которых убил со дня поступления в школу, но мы, люди, проходим для него по категории «спасаемых», и только. Я не понимаю, почему он обратил на тебя внимание. Наверно, потому что ты – потенциальный сверхмощный малефицер. Еще вопрос, кто тут стремный.
Я с негодованием взглянула на нее, но Аадхья просто фыркнула и продолжала:
– А тебе трудно признать, что человек имеет право на существование, если он не стремится пройти сквозь стену, чтобы спасти незнакомца. Так что вы, ребята, друг друга стоите. Прости, что напоминаю, но вам обоим нужно где-то есть и спать и, о ужас, время от времени взаимодействовать с другими людьми. Почему ты сжигаешь все возможные мосты?
Я отложила пустой стаканчик из-под йогурта, подтянула колени к груди и обхватила их руками.
– Магнус, случайно, с тобой не разговаривал?
Аадхья закатила глаза.
– Он пытался. Я сказала, что лично я не сумасшедшая и немедленно соглашусь, если он предложит мне место в Нью-Йорке, но заполучить тебя это не поможет. Я вот что хочу сказать… Эль, что ты вообще намерена делать?
Аадхья не просила меня строить планы – она просто желала знать, как я собираюсь распорядиться своей жизнью. Она хотела, чтобы я предложила хоть что-то; но я промолчала, и она сказала:
– Я-то знаю, что буду делать. Я не нуждаюсь в предложениях Магнуса. Я продала семнадцать магических украшений, которые сделала из остатков панциря сиренопаука и зуба аргонета, который ты мне отдала. Это не побрякушки, а хорошие вещи, ребята их сохранят. В конце концов меня куда-нибудь позовут. Я знаю, какой путь ждет Лю. Она будет заниматься переводами и разводить фамильяров, а через двадцать лет ее семья построит анклав. Хлоя покроет рисунками весь Нью-Йорк, а она ведь в этом даже не нуждается. И я знаю… ты не пойдешь в анклав. Вот и все. Жить вне анклава – так себе вариант.
Она была права, но я молчала. Моя прекрасная сияющая мечта вести жизнь странствующего строителя золотых анклавов померкла перед лицом этих рациональных, глубоко практичных вариантов. Я не могла поделиться своими грезами с Аадхьей, потому что живо представляла, как на ее лице отразятся сомнение, недоверие, тревога… короче, все то, что возникает на лице у человека, если сказать ему, что ты без снаряжения поднимешься на самую высокую гору, спрыгнешь с вершины, расправишь крылья и улетишь за облака.
Молчание затянулось. Наконец Аадхья вздохнула.
– Я так понимаю, тебе не хочется говорить про маму, но даже я про нее слышала – а я живу на другом континенте. Люди считают ее святой. Между прочим, ты не обязана быть такой же, как твоя мама. Можно не жить в лесной коммуне и все равно считаться приличным человеком.
– Меня в коммуну и не пустят, – безучастно отозвалась я.
– Рискну предположить, что, судя по твоим рассказам, они небезосновательно боятся смерти. Но если ты хочешь жить в Нью-Йорке со своим стремным парнем – это тоже нормально!
– Нет, не нормально. Аадхья, нет, потому что… ньюйоркцам не нужна я. Им нужен человек, который будет швырять смертоносными заклинаниями в их врагов. И если я соглашусь, я перестану быть собой. Так что уж лучше я вообще не буду связываться с этими уродами. И ты тоже так считаешь, – язвительно добавила я, – потому что иначе ты бы сказала Магнусу, что попытаешься меня убедить, если он даст место тебе.
– Да, и это бы сработало.
– Возможно – чтобы протащить в анклав тебя. Магнус пообещал бы тебе собеседование, чтобы окончательно убедиться.
Она фыркнула.
– Вообще-то неплохая идея. Но… я не собираюсь заманивать тебя в Нью-Йорк, я просто… – Аадхья помолчала. – Эль, дело не только в Магнусе. Меня спрашивает куча народу. Все о тебе знают. И если ты не примкнешь к какому-нибудь анклаву… люди начнут гадать, что́ же ты намерена делать.
Я даже не стала разворачивать перед ней свои идиотские планы. И так было ясно, что остальные поверят им еще меньше, чем Аадхья.
И еще дополнительная радость: на неделе нам должны были выставить промежуточные оценки. Как бы усердно ты ни трудился, всегда найдется какая-нибудь проблема. Если ты борешься за выпуск с отличием, приговором может стать любая мелочь, а если твои отметки безупречны, бойся, что у тебя недостаточно нагрузки – ведь твои успехи должны перевесить успехи других претендентов. Если ты не стремишься к отличию, можно тратить минимум времени на задания и все силы бросить на то, над чем ты всерьез работаешь в надежде пережить выпуск, будь то расширение набора заклинаний, создание инструментов, зелий и, конечно, сбор маны. Если у тебя хорошие отметки, значит, ты убил на них время, которое мог бы посвятить другим вещам. Но если ты отстаешь в учебе, придется выполнять дополнительные задания… или еще хуже.
Каким образом выставляют оценки там, где нет учителей? Я слышала сотни разных объяснений. Многие люди, в основном члены анклавов, с уверенностью говорят, что контрольные работы покидают Шоломанчу и отправляются к независимым волшебникам, нанятым для их проверки. Но я понимаю, что это было бы безумно дорого – а кроме того, я в жизни не встречала человека, который знал бы хоть одного такого волшебника. Некоторые говорят, что оценки выставляются по замысловатой формуле и зависят почти исключительно от количества времени, которое ты потратил на выполнение задания, и от предшествующих отметок. Если хотите всерьез разозлить кандидата на выпуск с отличием, скажите ему, что отчасти это случайность.
Лично я склонна думать, что мы сами ставим себе оценку, просто потому что это довольно-таки надежный способ. В конце концов, каждый, как правило, знает, какой оценки заслуживает – и уж точно знает, что хочет получить и чего боится; а когда мы мельком видим чужие работы, то примерно представляем, что получат их авторы. Держу пари, школа действует исходя из всего этого, в зависимости от того, сколько воли и маны вкладывает каждый человек в свое суждение. Понятно, отчего кучка самодовольных членов анклава каждый год оказывается в школьном рейтинге лишь чуть ниже главных претендентов на отличие, хотя работают эти мажоры через пень-колоду и далеко не так умны,
