— Почему?
— Ты хочешь лекцию, сейчас?
— А почему нет. Тебе ведь не спится. И мне тоже.
Неожиданно для себя я пригласила Диреева в свою комнату. Мы оба были удивлены моим поступком, и даже не знаю, кто из нас больше. Однако, отказываться он не стал.
— Подожди, я только переоденусь, — проговорила я и скрылась за дверью ванной.
— А где твой хранитель?
— На задании, скоро вернется, — крикнула я из ванной.
Когда вернулась, он сидел на краю моей кровати и разглядывал один из альбомов для рисования.
— Ты замечательно рисуешь.
— Спасибо, — улыбнулась я. Не часто от него похвалы добьешься, а уж такого искреннего восхищения…
— Мне бы хотелось увидеть еще что-нибудь, но в цвете.
— Папа привез несколько моих работ.
Да уж. Я сто раз пожалела, что попросила его привезти картины. Потому что на границе его чуть не арестовали.
Пограничники решили, что папа произведения искусства вывозит. Пока разобрались что к чему, пока папа не доказал, что везет не контрабанду, пока бабушка куда надо не звякнула… в общем, хорошо, что гроза рейс задержала.
— Если хочешь, завтра я покажу. Мне правда хочется самой посмотреть сначала.
— Я думал, художники помнят все свои работы.
— Да, но мысленная память и воплощение иногда различаются.
— Понимаю. У тебя много портретов.
— Я люблю рисовать лица. Но они редко получаются именно такими, как бы мне хотелось.
— Мой портрет кажется очень жизненным.
— Тебе да. А я вижу, что он пустой, безэмоциональный.
— Хочешь сказать, что в жизни я другой?
— Иногда. Но и таким ты тоже бываешь. У тебя мастерски получается прятать эмоции. Я знаю, что ты не такой, каким хочешь казаться, но уловить тебя настоящего очень трудно.
— Ты не знаешь, какой я настоящий.
— Нет, не знаю. Но мне бы хотелось узнать.
Странный у нас разговор получался. И слишком близко мы сидели, слишком пристально смотрели друг другу в глаза. Поэтому я испугалась немного. Встала, подошла к зеркалу и задала вопрос, который в принципе мне был уже не интересен.
— Кажется, ты обещал мне лекцию. Расскажешь?
Как оказалось каратели — это что-то вроде секты или особого клана. И корни их создания уходят в глубокую древность. Во времена массонства, тамплиеров и инквизиции. В те времена они были кем-то вроде слуг инквизиции. Ищейки, которые гнались за добычей до победного конца. А добычей этой выступали существа. В общем, существо убивало себе подобное. Без жалости и сострадания. Тогда они этих качеств лишались. Приносили в жертву клану. Сейчас же каратели уже не слуги, уже не приносят в жертву свою человечность и не дают святых клятв. В большинстве своем. Но есть кланы, отщепенцы, которые и сейчас верят в те, древние каноны и соблюдают все те правила и ритуалы, что были популярны в древности. В общем, жуть.
— Как я понимаю, Валери испугалась тебя не просто так.
— Нет, — ответил Диреев, и взгляд его заледенел. — Нам приходилось не раз сталкиваться с этими фанатиками. И разбираться с последствиями их действий. В России мы создали очень сильную сеть. Пересекая границы, эти существа попадают под наше наблюдение. В Европе же мало заботятся о таких вещах. Они предпочитают закрывать глаза, открещиваться от дьявола, которого сами же и породили. Это похоже на поведение ребенка. Спрятался под одеяло, и чудовищ вроде бы и нет. Также как и фашизма. Сколько тогда их ушло от наказания? Тысячи, сотни тысяч.
— Причем здесь это?
— А при том, Эля, что фашизм — это та самая крайняя степень бесчеловечности, что так жаждут воспитать в себе и других, последователи тех фанатиков. Фашизм — их изобретение, их продолжение, их детище, если хочешь.
— Мне казалось, что фашисты убивали только людей.
— Наш и их мир слишком тесно переплетены. Проблемы в одном неизменно ведут к проблемам в другом. И на нашей стороне погибло немало. И темных, и светлых, и хранителей, и оборотней, всех. Я не хочу об этом говорить. Потому что это позор нашей истории. Валери и ее семья стали жертвами той политики невмешательства, что проводят многие члены Европейского совета. Они не видят угрозы у себя под носом и не хотят видеть. Надеюсь, что когда они, наконец, осознают, не станет слишком поздно. Для всех. Мир слишком хрупок, чтобы мы могли себе позволить разжигать ненависть.
Признаюсь, меня слова Славы напугали. Он говорил о таких вещах, которые недоступны моему пониманию. Да и не хочу я знать о политике. Мне бы в своей жизни разобраться.
Он ушел, а я все думала о Валери. Она не просто так сиротой оказалась. Ее родителей убили каратели. Я не знаю, за что, почему и как. Но знаю, что и ее тоже они хотели убить. Чем им помешал ребенок, не представляю. Только чудо спасло тогда малышку. Незапланированное перерождение. Она была обычным ребенком, а под действием стресса, превратилась в волчонка и сумела сбежать почти без повреждений. Внешних. То что творилось, и творится у нее внутри, не знает никто. И мне ее очень жаль.
Глава 11
День рождения или как не захлебнуться во всеобщем внимании
Разбудил меня внезапно возвратившийся Крыс. Очень недовольный и отчего-то мокрый.
— Ты чего такой?
— Да под грозу попал. Элька, платок подай.
Подала. Крыс шмыгнул в ванную. Уж и не знаю, что он там делал, но вернулся сухой и чистый.
— Ну, что ты узнал? — сразу подлетела я с вопросами.
— Да погоди, дай дух перевести. Мне через полчаса опять отправляться.
— Как? Зачем?
— По моей просьбе Милена совет хранителей созвала. Если повезет, под нашим общим напором, Крон все-таки появится.
— Крон? Кто такой Крон?
— Хранитель того урода, что тебе жизнь испортил, — «обрадовал» Крыс.
— А он-то чем помочь сможет?
— Тем, что искру трогать нельзя. Помнишь, Милена говорила, что хранители в принципе не могут причинить им вред?
— И что? Думаешь, он ради меня пойдет против своего хозяина? Ты бы пошел?
Крыс задумался. Я его в тупик поставила своим вопросом.
— Не знаю, Элька. Это сложный вопрос. Если будет конфликт интересов, он отвечать не станет. Блин, а я уж надеялся, что удастся прижучить этого гада.
— Крыс, а может не надо?
— Элька, если они против тебя что-то задумали — это нас всех касается. И вообще, не только нас. Всего сообщества. Если припрет, мы до верхушки доберемся. Не дрейфь, Элечка, мы тебя в обиду не дадим. Что бы эти двуногие не думали о себе, но мы тоже сила. И еще какая.
— Да я верю. Просто… боязно как-то.
— А мне нет. Такая крутая заваруха намечается, — пропищал в восторге хвостатый. — Не жди меня. Буду поздно.
