— Виктор, неужели у меня не может быть секретов?
Спорить с этим смысла не имело.
— Тогда скажи, где ты живешь?
— А зачем?
— Как зачем? Я ведь обещал отвести тебя домой.
Кажется, ему удалось повергнуть Тэль в растерянность.
— Хорошо, отведешь, а что станешь делать потом?
— Вернусь к себе домой.
Тэль долго молчала, прежде чем спросить:
— Вот так просто — вернешься? Ты ведь уже поверил, так? Убедился? Ты понял, что мир можно видеть не только таким, как ты привык. И хочешь вернуться? Туда, в город, в свой дурацкий дом, дышать вонью и заниматься ерундой…
— Тэль! — он оборвал девочку. — Я живу там. Понимаешь? Там мои родные и друзья. А моя работа, извини, куда приятнее, чем… резать людям глотки.
— Но ведь ты… — она осеклась. — Виктор…
— Ну?
— Может быть, я ошиблась? — задумчиво спросила она.
— В чем?
— Да в тебе! Виктор, ведь ты должен жить здесь! Понимаешь? Когда человек перестает соответствовать своему миру, тот его отторгает. Выбрасывает. Думаешь, то, что у тебя дома все ломалось, — случайность?
— Так. — Виктор остановился, поймал в темноте плечо Тэль, развернул лицом к себе: — Говори. Хватит недомолвок.
Тэль засопела, словно самая обычная девочка, которой мешают поиграть в таинственность.
— Кажется, мое терпение исчерпано, — продолжил Виктор. — Вначале подбираю сумасшедшую, которая видит в темноте, исцеляется от ран за одну ночь, никаких комплексов не испытывает и эмоций не проявляет. Потом прусь с ней в лес, убегаю от каких-то придурков, попадаю неизвестно куда. Прыгаю в ледяную воду, бегаю голым вокруг костра, выслушиваю истории про разные миры, иду ночью по бездорожью. Пугаюсь мертвецов, убиваю разбойников! А теперь выходит, что мне все это должно нравится?
— Чего ты хочешь, Виктор?
— Объяснений.
— Ты не принадлежишь миру Изнанки.
— Уверена?
— Конечно. Иначе ты не попал бы сюда. Но не это главное — дело в том, что ты нужен этому миру. Очень нужен.
— И ты пришла за мной, чтобы провести по Тропе из мира в мир?
— Да. Ты мог бы прийти сам. Так обычно и бывает с людьми, которые начинают смотреть на мир по-другому. Рано или поздно они находят Тропу и появляются здесь. Но ты — слишком важен. Нельзя было ждать и нельзя было полагаться на случай. Ты помнишь тех, кто встретил нас на переходе? Будь ты один, они убили бы тебя.
— А если бы я остался в своем мире?
— Все равно бы убили. На всякий случай. Да ты и не остался бы. Такие, как ты, не остаются.
Виктор засмеялся:
— Спасибо, девочка. Вот оно что. Ты, значит, мне помогала. Спасибо.
Раздражение накатывало все сильнее. Наверное, виной была усталость. А может быть — белое тонкое лицо полуэльфа, почему-то всплывшее в памяти.
— Это моя обязанность — помогать тем, кто приходит с Изнанки, — сказала Тэль. Она не почувствовала, как сменилось у Виктора настроение. — Ну, пошли. Нам только до поворота, а там — селение.
Дорога изогнулась, петлей огибая холм. А может быть, не холм — курган? Уж больно ровными казались его очертания в ночи. Какая разница… Виктор был сыт по горло приключениями. Как-то смазались, ушли далеко-далеко привычные заботы и проблемы, совершенно не волновала мысль о том, что завтра он не выйдет на работу. Но вот дом — маленькая квартирка с отклеивающимися обоями, сгоревшим телевизором и продавленным диваном — не отпускал. Хотелось туда. Пусть снова выкручиваются пробки и взрываются телефоны. По крайней мере, это будет его дом. Его крепость. И не придется сжимать в кулаке мягкие, как шелк, волосы ублюдка-полуэльфа, сворачивая ему шею…
— Дьявол… — прошептал Виктор. — Дьявол…
Вот оно как, значит? Не сразу, не в тот миг, когда кровь горит от адреналина, а из горла рвется звериный рык. Тогда можно все — и убивать, и обшаривать карманы покойников, и жрать чужие припасы под запашок горелой человечины. Это потом, в тишине и темноте, подползут испуганно отпрянувшие тысячелетия цивилизации, похлопают по плечу и укоризненно посмотрят в глаза.
Тэль молчала, даже если и понимала, что с ним происходит. Хоть на этом спасибо. Они чуть замедлили шаг, переваливая через склон холма, — дороге надоело петлять, и она пошла напрямую.
— Вот и поселок, — сказала Тэль.
Совсем рядом, метрах в ста, тускло тлела россыпь огоньков. Виктор помедлил, ощущая короткое, неожиданное разочарование. Идти оставалось пару минут.
— Я думал, придется куда-то прыгать… карабкаться… — признался он.
— Почему?
— Не знаю…
Подсознательно Виктор ожидал услышать собачий брех, но к поселку они подходили в полной тишине. Может, в этом мире нет собак? Как в нормальном мире нет эльфов, так тут собаки не водятся…
— Стой… — Тэль вдруг остановилась, схватила Виктора за руку. Навстречу им кто-то шел.
Виктор положил ладонь на рукоять ножа. Полночный прохожий приближался. Слышалось шумное дыхание, слегка заплетающиеся шаги. Виктор расслабился.
По крайней мере, алкоголь в этом мире существует.
— Не… я не пойду короткой дорогой… — донеслось из темноты. То ли подгулявший человек их заметил, то ли беседовал сам с собой. — Нет… Я пойду через овраг. Там темно, там сыро, там страшно… Там крутые скользкие склоны… Там дует ветер!
Насчет ветра он явно ошибался, а вот со всем остальным Виктор был согласен.
— Я пройду через овраг… — напевно излагал свои планы человек. — И мне станет хорошо… э… я про… протрез… протрезвею!
Явно никого не замечая, он проследовал мимо. Лица Виктор не разглядел, понял лишь, что человек очень крупный, с солидным брюшком и немалого роста. Уже миновав их, пьяный на миг остановился и с тоскливым недоумением сказал невпопад:
— Свинцовые шарики! Это ж надо!
Виктор нагнулся к Тэль, и шепнул:
— Может остановить? Он в таком виде…
— Как раз в таком виде спокойно дойдет, — беззаботно ответила Тэль. — Пьяным везет. А мертвецы, кстати, запаха алкоголя не переносят.
Почему мертвые являются абстинентами, Виктор спрашивать не стал. Из опасения, что у Тэль найдутся объяснения и придется поверить еще во что-то, совершенно безумное…
Хотя, казалось бы, по сравнению с самим фактом существования ходячих трупов, их неприязнь к перегару — мелочь, не стоящая внимания.
Дорога плавно перешла в улицу. Под ногами была уже не спрессованная земля, а аккуратно подогнанный булыжник. Здесь было светлее — у многих домов, несмотря на поздний час, светились окна, перед некоторыми горели фонари. Виктор жадно вглядывался, пытаясь найти отличительные черты этого мира. Что-то мистическое, нереальное или хотя бы средневековое.