— К сожалению, Егор, Зло сильнее по своей природе. Зло — деструктивно. Оно разрушает куда легче, чем Добро созидает.
— А что вы тогда делаете? Вот этот ваш Ночной Дозор… Вы воюете с Темными магами?
Мне нельзя было отвечать. Я понимал это с той же убийственной ясностью, с которой знал: вообще не стоило открываться перед мальчиком. Надо было его усыпить. Уйти в сумрак глубже. Но не давать, не давать никаких объяснений!
Я ничего не смогу доказать!
— Вы с ними воюете?
— Не совсем, — сказал я. Правда была хуже лжи, но я не имел права на ложь. — Мы следим друг за другом.
— Готовитесь воевать?
Я смотрел на Егора и думал о том, что он очень, очень неглупый мальчик. Но именно мальчик. И если сказать ему сейчас, что близится великая битва Добра и Зла, что он может стать новым джедаем сумеречного мира, то он будет наш.
Правда, ненадолго.
— Нет, Егор. Нас очень мало.
— Светлых? Меньше, чем Темных?
Вот сейчас он готов бросить дом, маму с папой, надеть сверкающие доспехи и пойти умирать за дело Добра…
— Вообще — Иных. Егор… битвы Добра и Зла шли тысячи лет с переменным успехом. Порой Свет побеждал, но если бы ты знал, сколько людей, даже не подозревающих про сумеречный мир, при этом гибли. Иных мало, но ведь каждый Иной способен повести за собой тысячи обычных людей. Егор… если сейчас начнется война Добра и Зла — погибнет половина человечества. Потому почти полвека назад был подписан договор. Великий Договор между Добром и Злом, Тьмой и Светом.
У него округлились глаза.
Я вздохнул и продолжил:
— Это короткий Договор. Сейчас я прочту его — в официальном переводе на русский язык. Ты уже вправе знать.
Прикрыв глаза, я посмотрел в темноту. Сумрак ожил, заклубился под веками. И развернулось серое полотно, испещренное пылающими красными буквами. Договор нельзя произносить на память, его можно лишь читать:
Мы — Иные.
Мы служим разным силам,
Но в сумраке нет разницы между отсутствием тьмы и отсутствием света.
Наша борьба способна уничтожить мир.
Мы заключаем Великий Договор о перемирии.
Каждая сторона будет жить по своим законам,
Каждая сторона будет иметь свои права.
Мы ограничиваем свои права и свои законы.
Мы — Иные.
Мы создаем Ночной дозор,
Чтобы силы Света следили за силами Тьмы.
Мы — Иные.
Мы создаем Дневной дозор,
Чтобы силы Тьмы следили за силами Света.
Время — решит за нас.
У Егора округлились глаза.
— Свет и Тьма живут в мире?
— Да.
— Вот… вампиры… — Он снова и снова возвращался к этой теме. — Они Темные?
— Да. Это люди, полностью перерожденные сумеречным миром. Они получают огромные возможности, но теряют саму жизнь. И поддерживать свое существование могут лишь чужой энергией. Кровь — самая удобная форма для ее перекачивания.
— И они убивают людей!
— Они могут существовать на донорской крови. Это как сублимированные продукты, мальчик. Невкусно, но тоже питательно. Если бы вампиры позволили себе охотиться…
— Но на меня нападали!
Он думал сейчас лишь о себе… Плохо.
— Некоторые вампиры нарушают законы. Для того и нужен Ночной Дозор: следить за соблюдением Договора.
— А так, так вот просто вампиры на людей не охотятся?
Мою щеку обдало ветром от невидимых крыльев. Коготки вцепились в плечо.
— Что ты ему ответишь, дозорный? — шепнула Ольга из глубин сумрака. — Ты рискнешь сказать правду?
— Охотятся, — сказал я. И добавил то, что когда-то, пять лет назад, ударило меня страшнее всего. — По лицензии. Иногда… иногда им нужна живая кровь.
Он спросил не сразу. Я читал в его глазах все, что мальчик думал, все, что хотел спросить. И знал, что отвечать придется на все вопросы.
— А вы?
— А мы предотвращаем браконьерство.
— Так на меня могли напасть… по этому вашему Договору? По лицензии?
— Да, — сказал я.
— И выпили бы кровь? А вы прошли бы мимо и отвернулись?
Свет и Тьма…
Я закрыл глаза. Договор пылал в сером тумане. Чеканные строки, за которыми стояли тысячелетия войны и миллионы жизней.
— Да.
— Уходите…
Мальчишка сейчас был взведен как пружина. На грани истерики, на краю безумия.
— Я пришел защитить тебя.
— Не надо!
— Вампирша свободна. Она попытается напасть…
— Уходите!
Ольга вздохнула:
— Доигрался, дозорный?
Я поднялся. Егор вздрогнул, отодвигаясь подальше вместе с табуреткой.
— Ты поймешь, — сказал я. — У нас нет иного выхода…
Я и сам не верил в свои слова. И спорить сейчас было бесполезно. А за окнами темнело, и вот-вот наступит время охоты…
Мальчик шел следом, будто стараясь убедиться, что я выйду из квартиры, а не спрячусь в шкафу. Больше я ничего не говорил. Открыл дверь, вышел на лестницу. Дверь хлопнула за спиной.
Поднявшись на пролет выше, я сел на корточки у лестничного окна. Ольга молчала, молчал и я.
Правду нельзя открывать так резко. Человеку нелегко признать сам факт нашего существования. А уж примириться с Договором…
— Мы ничего не могли сделать, — сказала Ольга. — Недооценили паренька, его способности и его страх. Были обнаружены. Вынуждены были отвечать на вопросы, и отвечать правдиво.
— Сочиняешь рапорт? — спросил я.
— Знал бы ты, сколько подобных рапортов я писала…
Воняло гнилью из мусоропровода. За окном шумел проспект, медленно погружающийся в сумерки. Уже начинали мерцать фонари. Я сидел, крутил в руках сотовый телефон и размышлял, звонить сейчас шефу или подождать его звонка. Наверняка Борис Игнатьевич наблюдает за мной.
Наверняка.
— Не переоценивай возможностей руководства, — сказала Ольга. — У него сейчас по уши проблем с черной воронкой.
Телефон в моих руках заверещал.
— Угадайте, кто? — спросил я, открывая трубку.
— Вуди Вудпекер. Или Вупи Голдберг.
Мне было не до шуток.
— Да?
— Где находишься, Антон?
Голос шефа был усталый, замученный. Таким я его не знал.
— На лестничной площадке уродского многоэтажного дома. Рядом с мусоропроводом. Здесь довольно тепло и уже почти уютно.
— Нашел мальчишку? — без всякого интереса спросил шеф.
— Нашел…
— Хорошо. Я пошлю к тебе Тигренка и Медведя. Здесь им делать все равно нечего. А ты приезжай в Перово. Немедленно.
