Они увидели ту же картину, что и Мортен Хьортсберг, но теперь погода была гораздо хуже. Горные березы, мокрые от продолжавшего таять снега, река, видневшаяся на другом берегу озера. Деревня Ферьеусет лежала, съежившись, и выглядела еще тоскливее, чем обычно.
— Что, черт подери, привлекает сюда наверх этих ученых парней? — сказал Свег, кислый, как уксус. Его мозоль давала о себе знать все сильнее. — И каким, к черту, образом можно перебраться на тот берег?
— Нет никаких оснований сквернословить, — резко сказала Аделе. — Попрошу избегать крепких выражений в моем присутствии!
— Иди к черту, — фыркнул пристав. — То есть, нет, я не хотел никого обидеть. Я сожалею. Пойдем, нам надо двигаться вперед!
Сандер взял Бенедикте под руку, поскольку заметил, что она неважно себя чувствствует. Да, ее душевный настрой беспокоил молодого человека.
— В чем дело, Бенедикте? — тихо спросил он.
Она задержала его руку в своей, пока они шли вдоль заросшего берега. Не то, чтобы она уцепилась за него, но сжала ладонь достаточно сильно, чтобы он мог понять ее желание чувствовать рядом сильную руку и благодарность за это.
— Это дурное место, — прошептала она. — Мандрагора вибрирует.
Она уже рассказала ему об алруне . Только ему одному. Другие бы ничего не поняли.
— Здесь все кажется таким мирным, — возразил он.
— Ты так считаешь?
— Нет. Я же сказал «кажется». Твой страх передается мне. Так, что я чувствую — вся местность чем-то заражена.
— Это так. Я не знаю, что прячется здесь. Но я очень хорошо понимаю, почему люди покинули это место.
— Да? А почему, собственно, они сделали это? Бенедикте посмотрела на деревню, лежавшую в серой дымке.
— Должно быть, это случилось совсем недавно…
— Ты судишь по тому большому дому? С чердаком? Да. Похоже, дома здесь ветхие, особенно вон те, маленькие, я говорю о них. И обвалившиеся.
— Да. Мы можем предположить, что люди покинули их приблизительно… сейчас… лет тридцать назад?
— Звучит достоверно. Глупо, что мы не спросили внизу в деревне.
— Глупо, что мы не встретили этого Ливора. Он наверняка что-то знает, поскольку он не боится этого места.
— Начинает смеркаться. Подъем наверх отнял у нас много времени.
Бенедикте поежилась от неприятного ощущения и покрепче взяла Сандера за руку. Сандеру был понятен ее страх.
«Да, — подумал он. — Она права. Все дышит спокойствием. Но что-то скрывается в тенях возле этих серых маленьких домишек.
Церковь там вдали выглядит совсем беспомощно. Как будто бы зло взяло верх».
Они смотрели вдаль, на устье реки. Безнадежная затея — попробовать перебраться туда.
Аделе Виде мечтательно произнесла:
— Сейчас бы в какой-нибудь уютный и теплый ресторан в Кристиании! С тихой музыкой. Красиво одетые люди. Вкусная еда…
— Этим ты не облегчаешь нам жизнь, — Сандер прервал ее мечты.
— Но мне холодно, и я промокла до костей! — фыркнула она. — Даже хуже. До самого нутра.
— Кстати, мы ищем твоего жениха, — напомнил ей пристав Свег.
— Я знаю. Проклятый идиот, что он здесь забыл?
На это ни у кого не нашлось, что ответить.
Бенедикте шла, стараясь наступать в следы Сандера, продираясь сквозь густой подлесок. Они больше не могли держаться за руки; то, что когда-то было дорогой, сузилось до крайности.
Бенедикте охватило чувство беспокойства. Она была сама не своя, ведь рядом с этим маленьким озером притаилось что-то ужасное. Девушка хотела предостеречь остальных, но знала, что это бесполезно. Они бы не поняли ничего. Может быть, за исключением Сандера. Но было видно, что и ему передалось ее беспокойство.
Когда они достигли противоположного конца озера, дневной свет погас за стеной облаков, и воцарился рассеянный полумрак.
Они остановились.
Над снежным пейзажем стояла необычная тишина, только слабо журчала река. Если бы они сейчас заговорили, то их голоса звучали бы приглушенно над туманной местностью.
С того низкого берега, где они стояли, они видели лишь силуэт Ферьеусета на фоне облаков. Церковь, небольшая и скромная. Высокий дом с чердаком. И маленькие, обвалившиеся одноэтажные домики, хлева, построенные из камня и необычно толстых стволов, оставшихся со времен, когда сосновый лес горделиво вздымался здесь наверху, в горах. Прошли столетия, и лес был теперь далеко. Крыши из дерна обвалились, сквозь них прорастали горные березы и маленькие елочки. Некоторые из домов завалились на бок, словно уставшие животные. Деревня была образцом заброшенности и стояла в испуганной тоске по людям, давным-давно покинувшим ее.
Наконец, Свег заговорил, и его голос был довольно сильно прихвачен здешним холодом:
— Здесь мы не переберемся. Нам надо идти выше по реке. Может быть, там брод или…
— Тише! — прошептал Сандер. — Слушайте!
Они мгновенно замерли.
Со стороны деревни слышался приглушенный плеск воды и скрип весла.
Вдали, в сумеречном свете показалась лодка. Лодка, направлявшаяся к ним с противоположного берега.
— Ну вот, слава Богу, — сказал Ульсен. — Кто-то едет нас встречать.
— «Паромщик», — пробормотал Свег. — Ну, теперь держись!
— Нонсенс, — фыркнула Аделе. — Это всего лишь обычный человек.
— Да, точно, я так и говорю. Здесь не место каким-то полоумным суевериям!
Сандер ничего не сказал. Он смотрел на Бенедикте, одновременно наблюдая за лодкой, которая казалась все еще слишком расплывчатой, чтобы они могли различить детали.
Бенедикте стояла неподвижно. Она почувствовала, как на лбу выступил пот. Корень мандрагоры крутился, как от боли.
— Разумеется, это человек, — пробормотал Ульсен. — Теперь я его вижу. Он стоит на корме и шевелит веслом. Как и все паромщики.
— Но что он здесь делает? — поинтересовалась Аделе.
— Это, наверное, как раз тот самый Ливор, который не боится никого, ни чертей, ни колдунов, — сказал Свег.
— Это похоже на правду, — кивнул Сандер.
Но ему не нравилось выражение лица Бенедикте.
Пристав сложил ладони рупором и поднес их ко рту, чтобы подозвать лодку. Но Бенедикте крепко вцепилась в его руки.
— Не кричите, — тихо сказала она. — Я не думаю, что это… хорошо.
— Почему? — так же тихо спросил Сандер.
— Я не знаю. Возможно, это может придать ему… силу. Я всего лишь чувствую это.
— Что за чушь! — снова вспыхнула Аделе.
Лодка была уже ближе к ним, чем к деревне. Сумрак был настолько глубокий, что они не могли различить черты лица паромщика, было заметно лишь, что он высокого роста, с перекошенными плечами, почти горбун. Голова была посажена низко и опущена, так что плечи почти сходились над ней.
