Уже почти стемнело, когда встревоженный не на шутку и грызущий от отчаяния ногти Дастин поднялся с травы, решительно стряхнув с одежды приставшие травинки и пыль.
— Все, Тич. Ильмер попался. Надо идти выручать их обоих.
— Эге, — усмехнулся рыжеволосый паренек, обнажая белые острые зубы. — Как же ты собираешься вызволить двоих пленников из-под носа у целого отряда стражников?
— Hе знаю, — растерянно произнес менестрель, вновь присаживаясь на траву. — Послушай, Тич! Hо ведь должен же быть хоть какой-то выход? Неужто мы зря с Онтеро драпали из Джемпира, чтоб так нелепо угодить вновь в темницу?
Тич плукаво склонил голову набок и хитро посмотрел в глаза Дастину.
— Ты чего? — удивленно произнес юный бард.
— Обещай, что попросишь Онтеро научить меня колдовать, — сказал Тич, улыбнувшись опять до ущей. Белые зубы блеснули в лунном свете.
— О чем ты говоришь, Тич. Онтеро в тюрьме, а ты…
— Нет, ты обещай — потребовал рыжий юнец.
— Hу ладно. Обещаю. Hо…
Обрадованный Тич вскочил и скрылся в густых зарослях можжевельника, росшего неподалеку от лужайки, на которой расположились менестрель и его рыжеволосый спутник.
Дастин удивленно расрыл рот и, выпучив глаза, увидел, как из-за кустов, куда только что скрылся Тич, вышел небольшой тощий лис. Пушистый мех зверя отливал огнем в свете народившейся луны, а острая мордочка была задрана к верху, влажный нос ловил неведомые человеку запахи. Зверек постоял мгновение и проворно юркнул обратно в заросли, оставив менестреля стоять в недоумении посреди лужайки.
* * *
Онтеро мерил шагами маленькую камеру, беспрестанно ругаясь и проклиная все на свете. Ильмер сидел на жестком топчане, уставившись в одну точку.
— Какого ляда ты поперся к страже в лапы? Тысяча гьяхраннских демонов! И откуда берутся мне на голову такие остолопы! Ты пойми, дурень, сам бы я еще выбрался бы — ведь руки мои на сей раз целы. А как я теперь вытащу тебя? Тьфу, пропасть!..
— Да уймись ты… — отрешенно пробормотал герцог, отчаянно треснув кулаком по стене. — И вообще: вали отсюда и оставь меня в покое. Завтра меня казнят. Я уж ничего не докажу. Эх, Мельсана… — герцог взвыл и обрушил на ни в чем не повинный топчан град убийственных ударов.
— Чего ты бесишься? — осклабился Онтеро, наконец остановившись. — Успокойся. Еще до утра далеко. Мож чего и придумаем. Только помолчи. Дай сосредоточиться… Стоп! Что это?
За маленьким, опутанным серебрящейся в свете луны паутиной, окошком послышалась странная возня и пофыркивание.
Онтеро тихо подкрался к окошку и попытался дотянуться до него, однако безуспешно. Приставив палец ко рту, он другой рукой поманил Ильмера. Герцог тихо встал и на цыпочах подошел к чародею. Следуя безмолвным указаниям Онтеро, высокий герцог привстал и вгляделся в мутный просвет оконца.
Что-то огненно-рыжее, весьма похожее на ночного кота, промелькнуло в крохотном отверстии, издавая отнюдь не кошачье пофыркивание. И затем к огромному удивлению пленников на замшелый каменный пол темницы, отчетливо звякнув, свалился небольшой металлический предмет.
Онтеро первый справился с оцепенением и поднял сброшенную вниз вещицу. Это была связка ключей, весьма похожих на те, что некогда принесла двум только что познакомившемся узникам тюремная крыса в джемпирской тюрьме.
— Hу, чего же вы медлите. Онтеро, отваряй скорее двери, пока эти олухи заснули, — послышался из-за окна знакомый голос, и Онтеро, резко обернувшись, увидел в проеме заволоченного пыльной паутиной окна встревоженную физиономию Тича.
— Тич? Как…
— Да потом, чародей. Драпать надо. Отмыкай же дверь!
Ильмер выхватил из рук изумленного Онтеро ключи и в два прыжка достиг двери. Аккуратно поковыряв ключами, он осторожно отпер тяжелую дверь и неосмотрительно выскочил в коридор. Hа его счастье непомерно толстый стражник спал, наполняя воздух громогласным храпом.
Чародей и герцог быстро прошмыгнули мимо него. По пути Ильмер все же умудрился выхватить из рук стражника короткий бойцовый меч-генгил и, приободрившись, воскликнул:
— Свобода, Онтеро?
— Да тише ты, болван! — яростно зашикал колдун. — Сейчас проснется и будет тебе свобода!
— Да пусть хоть целый десяток проснется. У меня в руках меч, а это немало.
— Да замолкни. Лучше унесем поскорее отсюда ноги.
Ильмер нехотя последовал за Онтеро, опасливо озиравшегося по сторонам.
Наконец они вышли на свежий воздух. Ночь была изумительна. Легкий ветерок гонял по дорогам тучки серой пыли, и листва молодых вязов убаюкивающе шелестела, напевая ночную песнь. В небе сверкала молодая луна и яркими точками горели мириады звезд. Hи души не было видно вокруг. Казалось, весь Ульсор погрузился в беспробудный сон, лишь где-то надрывно пела ночная птица да изредка гавкала неугомонная собака.
Из-за угла метнулась тень. Ильмер настороженно поднял меч и тут же опустил его, узнав тощую фигуру Тича.
Рыжий призывно махнул рукой и скрылся в придорожных зарослях можжевельника. Колдун и герцог быстро последовали вслед мальчонке.
Когда чертыхающийся по поводу колючих веткок всех кустов Вильдара Онтеро наконец выбрался на лужайку, его тотчас сгреб в объятья юный менестрель. Дастин был безмерно счастлив видеть живых и невредимых друзей, которых он успел полюбить всем сердцем за время их трудного путешествия.
— Тич, послушай, — широко улыбаясь проговорил было бард, но Онтеро протестующе замахл руками:
— После. Уносим ноги. Живо!
И все четверо, не разбирая дороги, ринулись в ночь навстречу судьбе…
* * *
Ваннара пронзительно вскрикнула, и ее тело обмякло.
Корджер бережно поднес к лицу трепещущий комочек. Крохотный ребенок лежал у него на руках, дрыгая кривыми пухлыми ножками. Hо, в отличие от всех новоржденных, он хранил странное молчание. И даже, как показалось Корджеру в неверном свете единственной свечи, лицо младенца было искажено злой ухмылкой. И особенно поразили ночного гостя глаза новорожденного — маленькие, они были наполнены столь лютой злобой и ненавистью, что Корджер ужаснулся.
Снизу донеслись приглушенные голоса, ругань, странная возня и треск. Затем раздалось звериное рычание и, наконец, все стихло.
Затем из-за двери подул странный ветерок. Корджер опасливо попятился.
Вдруг порыв неизвестно откуда взявшегося чудовищного ветра сорвал дверь с петель. В проеме показались огромные волчьи морды. Оскаленные в лютой ярости пасти истекали слюной, четыре пары черных ненавидящих глаз уставились на пришельца.