— Аргелеб — бог не только войны, но и любви, — назидательно произносит Воитель. — Он поймет. Что касается ребенка с Даром — это мечта любого служителя Доблестного. Где бы ребенок не родился, как бы его не воспитали — однажды он поймет, что предназначен нашему Храму, и придет в него. Даже если это женщина — вспомни Атталику. Что до матери — не думаю, что она расстроится, когда поймет, что в память обо мне останется сын или дочь. Впрочем, хватит болтовни, шире шаг!
К Ритхэасу мы подходим глубокой ночью. Снег по-прежнему сыплет, закрывая мутной завесой все, что дальше десяти шагов. Мы понимаем, что дошли, когда из мрака вырастает частокол в два копья высотой из толстенных бревен. Такой способен выдержать все, кроме пушечного огня и, конечно, магии. Частокол поставлен не абы как, а поверх земляного вала еще в три копья высотой, который, в свою очередь, огораживает вершину холма. Все это облито водой, нет никакой возможности подобраться к стенам, не поскользнувшись. Там, где склоны показались неведомым фортификаторам недостаточно крутыми, их, не жалея труда, эскарпировали. Результат впечатляет — на месте села выросла крепость, штурмовать ее наскоком я бы не рискнул.
— Ничего не понимаю, — бурчит Аэлла, разглядывая преграду. — Сколько помню, никогда поселок не укрепляли, и войск тут не было… Ритхэас — не крепость, тут хорониться не от кого.
Слова капитана насчет Ритхэаса она, если и слышала, забыла.
— Кстати, — произносит женщина. — Знаете, почему Ритхэас так называется?
— Почему? — спрашивает Крейтон, скорее из вежливости, чем из интереса.
— У нас есть храм Ритхи, в селе поклоняются преимущественно ей. Не знаю, отчего так повелось.
— Я думал, ритхианцы есть лишь в Аркоте, — бормочет Воитель.
— Все так думают, — улыбается Аэлла.
У богини Исмины несколько ипостасей. Наиболее известна та, которую почитают в Эрхавене, но есть и другие. Помимо вечно юной и склонной к различным шалостям богини-девушки, есть и Ритхи, Великая Лучница. Жестокая и коварная. Она изображается тоже как девушка, но одетая в строгий черный плащ и поражающая врагов огненными стрелами из могучего лука. А приносят в жертву ей не цветы и украшения, как Эшмини и Амрите, а коней, в крайних случаях — молоденьких девушек… И немало храмов Северного Аркота посвящены именно Ритхи. Там верят, что когда зло затопит Мир, она укроет его мглой, дабы Боги смогли его уничтожить и возродить заново, неоскверненным.
Это правильно: жизнь состоит, увы, не только из веселья, танцев и любви. Бывают времена, когда все это становится преступным. Тогда Эшмини превращается в Ритхи, достает огненный лук и верхом на красном драконе отправляется на войну… В благополучном Эрхавене об этой ипостаси многоликой богини предпочитают не вспоминать. А тут, на далеком Севере, оказывается, уже не один век существовует островок ее почитателей.
Вот и ворота. Их укрепили надежно, не поленившись с двух сторон поставить срубы-башни, а снаружи все это присыпали землей. Такие укрепления не сразу возьмет и осадная артиллерия, в то время, как прорывающиеся к воротам неминуемо угодят под перекрестный огонь с трех сторон, скатывающиеся вниз камни, горячую смолу и прочие прелести. Будь тут еще баталия солдат и пушки, я бы взялся в такой крепости отбиваться от нескольких полков.
— Кто идет? — раздается окрик из левой башни. Голос звонкий, почти мальчишеский, но легко перекрывает вой вьюги.
— Путники, пустите погреться…
— Проходите, — раздается сверху, массивные, обитые листовой бронзой для надежности ворота медленно открываются. Берегутся тут не от людей, потому и впускают, едва расслышав человеческий голос…
Входим. В воротах нас встречают несколько человек с древним, явно списанным и кое-как отчищенным от ржавчины оружием с военных складов. По тому, как они держат оружие, ясно — это обыкновенные селяне, кое-как обученные офицером, причем далеко не лучшим. Уж если таких поставили к воротам, можно даже не спрашивать, есть ли в селе войска.
— Добро пожаловать в Ритхэас, — произносит старший среди них. — У нас мало кто бывает, особенно в последнее время, но сегодня вы не первые.
— Гонец? — спрашивает Неккара.
— Он, — ответствует старшой. — Зачем стоять на морозе, пошли в дом, что ли… У нас праздник на носу…
— День Повелительницы воинов, — поясняет Аэлла. — Я как-то забыла, что в эту ночь будет их новый год и самый главный праздник… Придется задержаться — сразу уходить будет невежливо.
— Ладно, — вздыхает Неккара. — Пока идет снег, выбираться все равно бессмысленно.
Нас ведут по заснеженной сельской улице. Домики опрятные, чистые, чувствуется, что село по здешним меркам зажиточное. Но то здесь, то там бросаются в глаза и признаки упадка. Некоторые дома сгорели и стоят покинутые, их окна смотрят на мир, точно пустые глазницы черепов. Поваленные изгороди, изломанные сады — все свидетельствует, что сейчас поселок переживает не лучшие времена.
— По весне два дракона налетали, — отвечает на невысказанный вопрос старшой дозора. — Нам повезло: в селе как раз заночевал артиллерийский полк, перебрасываемый в Салванг. Даже сбили одну тварь — крыло ей повредили, так пока добили, она весь этот край села разнесла. Много народу погибло.
— А по земле Твари не приходили? — спрашивает Аэлла.
— Хвала могущественной Ритхи, нет… Но мы все лето обводили Ритхэас стеной, и теперь у нас есть, чем их встретить.
— Поня-атно, — тянет Аэ. — А скажите, живут ли в селе сейчас в селе Колен и Доротея? Или, может быть, их сын Эгберт?
— Живут, — опешивает старшой. — Правда, беда их постигла: Эгберт ведь, как женился, сруб отдельный поставил, да долю себе потребовал. Колен-то в нем души не чаял, враз согласился…
— Уж помню, помню, — перебивает его Аэлла. — Как он кое-кого продал Беренгарду-мельнику.
— Так ты… Аэлла?
— Она самая, Озрик. Не узнал? Не обижайся, я тебя тоже лишь сейчас вспомнила. Что с Эгбертом?
— Ох, все говорили, мол, злое дело сделали, что девчонку старику сосватали. А от такого ничего хорошего не будет. Сначала все было прекрасно: Эгберт женился на приданое, которое заплатил мельник. У него родился сын, потом дочь, потом еще два сына-близнеца. Старшего уже замуж собирались выдавать, как этот налет случился. Они все в подвале прятались, когда на тот дом рухнул дракон. Он там все разметал — сейчас обломки уже занесло снегом. И, конечно, живых не осталось никого. Так что и Колен, и Доро без потомков остались…
Аэлла вздыхает. Обида на приемных родителей давным-давно отгорела, и теперь их беда давит на сердце камнем.
