Разбудили меня удары колокола: «Бум, Бум». Открыла глаза. Я лежала в лапе Чёрного дракона, а его крыло распахнулось как полог над головой. А эти «Бум, бум» были ударами его сердца.
— Дар! — я прижалась к нему. — Знаешь, я долго думала. Конечно, я плохая жена, я выжгла тебе всю душу, я заставляю тебя ревновать себя к Энлилю, хотя это неправильно, я приношу тебе много неприятностей. И я готова уйти от тебя. Я дам тебе свободу, если хочешь.
Говоря это, я верила и не верила в свои слова. С одной стороны, я не могу жить без Дара, но с другой стороны, мучить его не хочу. И думала, что как бы мне трудно не было, я смогу перебороть себя.
— Не хочу, — пробормотал Чёрный Дракон.
— Почему?
— Потому что ты нужна мне.
— Если бы была нужна, ты бы не бросил меня в Очарованном лесу одну, ты подумал, как я буду без тебя?
— Мне разрешено быть с тобой только ночью, и в образе дракона. И я буду около тебя каждую ночь.
— Но, если тебе это в тягость…
— Нет…
— Ты все еще сердишься на меня?
— Лисенок, я говорил тебе, что больше всего на свете боюсь потерять тебя. Здесь ты будешь в безопасности. И Хитрый Лис сказал, что лес даст тебе силы. И для меня это был последний аргумент. Я не могу видеть, как ты мучаешься.
— Но я боюсь, оставить тебя одного.
— Почему?
— Но если твоя душа сожжена, и пуста. В ней кто-то может поселиться, когда меня не будет рядом.
— Подслушивать нехорошо.
— Кто бы говорил…
— Да, ты права, я и сейчас могу повторить, ты сожгла мою душу, все, что было до тебя, сгорело дотла, осталась только ты.
— И все? Больше никого?
— Мэриэлла, долго ты еще будешь вспоминать Город Радуг?
— А что я такого сказала? Я даже не назвала его.
— Но ты подумала.
— Подумала. А ты не слушай мысли женщины, они как дым от костра, попадется какая-то гадость огню, он и начинает дурно пахнуть.
— Скорей бы эта гадость сгорела, а то тлеет и тлеет… Солнце высоко, мне пора…
— Дар, — я поцеловала дракона, — пожалуйста, не сердись на меня, ладно?
— Я не сержусь, просто я буду очень скучать по тебе Лисенок, быть рядом, и не сметь обнять тебя, поверь, это мука для меня!
И Чёрный Дракон, отошёл чуть в сторону, взмахнул крыльями и исчез. А все-таки странно получается, вчера я злилась на него, была готова разорвать, а сегодня простила. Неужели я такая слабая? И у меня не хватает силы воли, довести дело до конца? До какого конца? Да, я растерзаю любого, кто к нему приблизится? Получается, мне не хватает смелости растерзать саму себя! Старушка, обратилась я к себе, ты свихнулась! Хотя ничего удивительного, беременные женщины иногда ведут себя очень странно. Но наблюдать завихрение мыслей в себе, это как-то неприятно.
Я сделала несколько шагов и очутилась возле дома Дайны. А я-то была уверена вчера, что ушла довольно далеко. Хотя, что удивляться, Я же в Очарованном лесу. Дайна меня встретила, как всегда сдержанно и тепло, поцеловала в щеку, отправила умываться. А потом познакомила со своими сыновьями. Мином и Маном. Два славных озорных медвежонка, мне очень понравились, и мы тут же подружились. Мы сидели за столом и завтракали, когда вошел Хранитель Очарованного леса.
— Ну, что Мэриэлла, как ты себя чувствуешь?
— Нормально!
Я и правду была вполне здорова. Дурноты не было. И мне казалось, что все происходящее со мной в Дааладе было просто тяжелым сном.
— Тогда собирайся и пойдем. Работы много.
— Папа, и мы с вами…
— Возьмем пострелят? — спросил, улыбаясь, Медведь.
— Без них никак нельзя, — засмеялась я, — если их не будет рядом, у меня ничего не получиться.
— Ну, раз Огненная Лисица разрешила, значит, так тому и быть, — хохотнул Хранитель.
— Дайна, а у тебя нет, что-нибудь кроме платья. В нем неудобно по лесу ходить.
— Ту одежду, в которой тебя принес Дар, я сожгла, — нахмурилась жена Медведя. — Во-первых, она тебе не по росту, во-вторых, она была вся в крови. Возьми порты и рубаху Лараша у себя в комнате, это была его горница.
— А это кто?
— Забыла, кто тебя ягодой одурманенной хотел накормить? — сощурил глаза Медведь.
— Нет! А где он?
— В мир пошёл, — вздохнула Дайна. — Скучно ему стало, решил посмотреть, что и как там за границей Очарованного леса.
— Не волнуйся, мать! Найдет девку пригожую, жену для себя, вот увидишь, и вернется. Медведь без леса жить не может!
— Молодой он, вспыльчивый! Один раз сходил. Так, если бы не Риэлла, так и сидели бы оба на цепи.
— Ну, вспомнила, бабочка, как гусеницей была! Это когда было?
Мне было неловко присутствовать при перебранке мужа и жены, у нас в Рароге при посторонних никогда не выясняли отношения, это считалось неприличным, и я быстренько удалилась в комнату, где спала. И из сундука, что стоял недалеко от кровати, вытащила мужскую одежду. Надела, и сама себе понравилась, несмотря на то, что она была мне велика. Но штаны, заправленные в ботфорты, выглядели, отлично, а рубаху я подпоясала красной веревкой. Если еще волосы отрезать, то чем не первый парень на деревне?
Наша маленькая компания, состоящая из Медведя, меня и двух медвежат, семимильными шагами ходила по лесу. Шаг, и ты в одном месте, второй шаг, в другом, третий, вообще неизвестно где. И везде нам встречались иногда абсолютно круглые, иногда овальные поляны, на которых не росли деревья, кустарники, цветы. Только жухлая полегшая больная трава. Это были раны леса. Он был, как и любой живой организм подвержен болезням, и наличие вот таких проплешин говорило о том, что ему плохо. Здоровый лес, иногда сам справлялся, всеми силами стараясь затянуть плеши, но иногда у него не хватало сил. И наша четверка, взявшись за руки, начинала медленно от краев к центру обходить поляну, я наговаривала заклинания, и все мне вторили, когда же мы подходили к середине, вытаскивала слезу Даалада, и прикасалась к центру, самой болезненной точке. Лес вздыхал, и трава тут же поднималась. А мы шли дальше. Устали и присели, отдохнуть.
— Мэриэлла, — услышала над собой тихий шёпот. Даже вздрогнула от неожиданности.
— Кто это? — спросила Медведя.
— Это лес с тобой разговаривает, — удивился Хранитель. — Сколько лет живу. Ни с кем, кроме меня он еще не говорил.
— А почему я не слышу? — спросил Ман.
— И я ничего не слышу, — надулся Мин.
— Я слышу тебя, — сказала я, глядя вверх.
— Порадуй старика, сотвори мне пиласа, — попросил он.
— Пиласа? Зачем?
— Нравятся они мне. Хочу, чтобы и у меня были. Ты можешь!
— Могу, но им у тебя будет плохо, неудобно.
