— Вот этого не знаю. Ну, процентов пятнадцать-двадцать от общего.
— Да хрен ты угадал. Топливомеры стоят на единичке. Баки под пробку.
— Ты знаешь, как это объяснить?
— Я — нет. Это у тебя голова на объяснения заточена.
— Не сегодня.
Олег достал сигарету, мрачно заглянул в полупустую пачку, забрался на левую надгусеничную полку отмытого танка.
— Придётся бросать с куревом. Или на солому переходить.
— Мы для тебя будем коноплю-самосейку искать в степях, — похлопал я его по плечу. Олег фыркнул несколько раз. Это означало ехидный и невесёлый смех.
— Ладно. Не расстраивайся. Утро вечера мудренее. Завтра надо будет разобраться с техникой, снять что можно, и дальше двигать на танках. Нас шестеро. Один разгрузим по полной, вещи и боеприпасы поровну разделим на две машины. Тренаж на ходу. И так далее.
Где-то на Грани. Первый день после перехода. Утро. Марина
Я проснулась на заднем сиденье, укутанная каким-то колючим покрывалом. От вчерашней жуткой головной боли остались только ноющие лоскуты в закоулках мозга. Я осторожно приподнялась, чтобы проверить, не приснилось ли мне всё вчера виденное в кошмарном сне. Увы, нет. Рассвет только занимался, в пойме реки плыл туман, от костра тянуло слабым теплом. Рядом с огневищем, завернувшись в сливающуюся с травой плащ-палатку, спали Харальд и Фрези. К ним под бок подобралась итальянка.
Покачиваясь от нездоровой слабости, я выбралась из машины. Из открытого люка ближайшего танка доносились характерные для работы мужчин звуки — полязгивание инструментов и ненавязчивый матерок, это Олег ни свет ни заря поднял Славика. Утренняя прохлада знобила открытую кожу рук и плеч. Надо найти какую-то одежду посерьёзнее.
Ночью я почти не спала, так меня скрутило после перехода. Повышенная чувствительность вышла боком. Поля чужого мира были почти резонансными моим, и я ещё легко отделалась. Сжав плечи ладонями, я подошла к костру, расшевелила подёрнувшиеся серым пепельным слоем угли. Под ним скрывался ровный слой густого алого жара. Несколько тонких сухих веточек занялись сразу, я потянулась за заготовленным вчера сушняком.
Сознание пронзило острой режущей болью. Едва не свалившись с бревна, служащего скамейкой, я дотянулась до Харальда.
— Вставайте. Рядом чужие.
Оказывается, он тоже не спал.
— Это не чужие. Это другие. Они здесь такие же чужие как и мы. Фрези, Сандра, подъём.
Я сидела, скривившись от ощущения иности находившихся где-то рядом существ. Они походили на людей, но в то же время были бесконечно разные с нами. И они приближались. Я чувствовала их бесстрастное отношение к убийству других и столь же бережное — к собственной шкуре. Это как-то проистекало из их сущности, но я не совсем понимала, почему. Но самосохранение сделало их отличными партизанами. Они крались к поляне бесшумно и быстро, не подозревая, что их уже ждут. Быстро соорудив из плащ-палатки подобие спящего у костра человека, Харальд и Фрези забрались в танк, в котором ковырялись Олег и Славик. Олег резво выполз наружу, огляделся, схватил не совсем проснувшуюся Сандру за руку, махнул мне. Через две минуты мы сидели под бронёй. Вскоре в оптике появились примерно два десятка фигур, мягко шагающих среди деревьев. Я предполагала, что при желании их можно накрыть всех разом, но коротко зашипела связь, Харальд сказал:
— Пусть поближе подойдут. Хоть рассмотрим, кто это.
Его пальцы плавно повернули какой-то регулятор, картинка, подёрнутая лёгкой зеленцой, приблизилась. С виду люди. Но их ненашесть я ощущала даже под толщей брони. Одеты, как это называется, по-походному. Короткие подпоясанные куртки, почти облегающие штаны, высокие сапоги с ременными застёжками. И вооружение — у кого прямой узкий меч, у кого сабля сбоку, почти у каждого луки с причудливо выгнутыми плечиками, или как это правильно. Длинноволосые. Среди них было семь или восемь женщин, насчёт одной особи я не могла сказать уверенно. Но все поголовно выглядели какими-то… утончёнными, что ли?
Эти "лесные братья" шли быстро, но сторожко — постоянно осматривались и оглядывались. Расстояние уменьшилось метров до сорока.
— Хватит, — негромко сказал Харальд. — Пугнём.
Он тронул какой-то пульт, картинка сменилась. Теперь точка обзора была выше. Глухо взвизгнул невидимый привод, короткая очередь эхом отдалась в корпусе. Прямо перед группой этих партизан-металлюг вспыхнули попадания крупнокалиберных пуль, взлетели фонтаны земли.
Они замерли в нелепых позах, не хуже, чем в "Ревизоре" в финальной сцене. Картинка была ещё та. Вдруг кто-то из шедших упал на одно колено, схватившись за живот. К нему кинулась светловолосая женщина.
— Что это с ним? — я пыталась что-нибудь рассмотреть на маленьком мониторе.
— Может, осколок. Калибр-то как у противотанкового ружья. Ничего, это не смертельно для человека. Вот прямое попадание, тогда кранты.
— Для человека… — эхом повторила я. Через открытый люк был слышен быстрый мелодичный говор. Спор?
— А это кто, по твоему?
Я сидела в чаше кресла, лихорадочно прокручивая одну невероятную мысль за другой. А использовала совсем уже безумную…
Где-то на Грани. Первый день после перехода. Утро. Харальд
Марина встала в кресле и из-за поднятого бронещита люка крикнула:
— Daro! [1]
Я не знал, на каком языке она обратилась. Но некоторые из незваных гостей посмотрели на нас. А кто-то даже ответил.
— Почти не понятно. Вроде требуют разговора со старшим. Nerat heko, mino harve lelia! Ar nis.
— Что ты им сказала?
— Чтобы подошли только этот подстреленный и женщина.
— Правильно.
Двое отделились от прочих, похоже, что этот раненый слабел на глазах — за пять метров до танка он просто висел на плече спутницы.
— Ava pilinle! — рявкнул я по подсказке Марины. Не стрелять, мол. Взял аптечку, автомат и вылез наружу. Утро считай что началось, вот-вот из-за горизонта должно было появиться солнце.
— Фрези, идём. Тут твои умения потребуются.
А подстреленный тем временем казался совсем плох, хотя крови потерял мало. Тёмно-красное пятно, расплывшееся на рубахе, было чуть больше ладони в диаметре.
— Марина! Скажи, чтобы уложила его на плащ-палатку.
Она сказала. Коротко, но женщина поняла. Осторожно, поддерживая за плечи, опустила раненого на пятнистую ткань. Я вспорол ножом пропитанный кровью лён, открыв мускулистый подтянутый живот.
По нашим меркам рана была вообще пустяковая. Небольшой кусок оболочки пули пробил плотную кожу куртки и на пару сантиметров погрузился в плоть. Но этот товарищ уже еле дышал.
— Ишь нежный какой… — буркнул я. В аптечке был бутылёк со спиртом, в бардачке Олеговой машины нашёлся радиотехнический пинцет. Фрези протёрла кожу вокруг раны и приготовилась разжать сошедшиеся края разорванных мышц.
Марина что-то сказала, женщина положила руки на плечи оказавшегося хилым "партизана", чтобы придержать его, если начнёт брыкаться.
— Давай.
Фрези резко запустила вымытые спиртом пальцы в рваный разрез, потянула за края, я прицелился и с первого раза поймал запутавшийся в перебитый мышечных волокнах осколок.
— Поймал. Держите его!
Пациент чуть ли не зашёлся в припадке, когда я стал доставать пинцетом кусочек металла. Наконец он показался над краем, я дёрнул и вынул его. Парень захрипел.
— Заделывай его. Тут вон и клей специальный есть.
В комплекте танковой аптечки оказался и новый медицинский клей, скрепляющий ткани и потом рассасывающийся. Фрези быстрым движением стёрла набежавшую кровь, засунула кончик тубы в рану. Клей слегка вспенился, подобно строительной заделке, и надёжно запечатал пробоину.
— Kuileve, — сказала Марина. По интонации я сообразил — это значило что-то вроде "жить будет" или "выживет".
