Я не писала ничего. Не могла просто. Барабанила ручкой по столу, гипнотизировала взглядом цветочек и… и гнала прочь от себя страшные мысли. Страшные, пугающие… ага, про характер поганый. Но характер у Князя действительно отвратительный, с этим даже я спорить не буду, злобный, авторитарный, на всех наплевательский и без тормозов. Знаем, все знаем. Сочувствую ли я себе? Пока не очень. Пока состояние такое: обзывается — шок. И где-то неверие в происходящее, но в то же время я все больше чувствовала себя счастливой. Очень счастливой. Мне так хорошо, спокойно и светло еще никогда не было. И ни с кем. А то что характер у него такой, так и у меня не сахар и…
А потом как пыльным мешочком из-за уголочка — я замужем! Замужем! Реально и даже печать в паспорте есть! И…
— Ильева… тьфу ты, Стужева! — прикрикнула преподаватель.
Молча открыла тетрадь и принялась записывать. Писалась всего одна фраза: «Я замужем, Я замужем, Я замужем, Я замужем», через сорок повторов само собой записалось: «Жизнь кончена». Такой несчастной себя почувствовала. Представились горы грязных носков, дети сопливые, нет, Ромочку я люблю и что такое дети — знаю, но мои собственные, гипотетические, мне представились грязными, сопливенькими, с ручонками, которые они ко мне протягивают, и словами: «Мама, кушать». А гипотетический Стужев-муж представился с пивом, в линялых трусах-семейках, на затасканном диване и перед телевизором… И характер поганый. И я вся такая несчастная…
Одинокая слезинка шмякнулась на тетрадь.
Завибрировал телефон, подтянула к себе ближе, открыла сообщение от Саши:
«Чего делаешь?».
«Плачу», — честность в супружеских отношениях — это главное.
Мгновенно пришел вопрос:
«Что случилось? Рита, я сейчас приду, сиди там!».
«Да ничего не случилось, все хорошо, пара у меня».
Секунд двадцать никакой реакции, затем вопрос:
«А плачешь чего?»
«Мне меня жалко».
И правда, так жалко.
«Почему?» — вот даже в электронном сообщении чувствовалось, что вопрос был хмурым.
«Мне все сочувствуют», — призналась я.
«Почему?»
Он что, издевается?
«Потому что характер у тебя, Стужев, поганый!» — не выдержала я.
С минуту мне ничего не писали, затем пришло сообщение:
«Это единственная причина?».
Ну я и сорвалась:
«Я замужем… только сейчас вдруг поняла! Замужем! Это все, жизнь уже кончена! Впереди грязные носки, памперсы, супчики всякие и ты пьяный в трусах-семейках с пивом у телика! И футбол! Ненавижу футбол!».
И отправила. Все сообщение взяла и отправила.
И тут в коридоре раздался хохот! Громкий такой, с издевательскими нотками!
«Стужев, ты что, за дверью?!» — догадалась я.
Смех прекратился.
Затем на телефон пришло сообщение:
«Носки стираю себе сам, трусы тоже, расслабься. Семейки, кстати, не ношу. Футбол не смотрю. На случай памперсов есть Генри, Иван и привидение, пока привидение одно, но если захочешь, я тебе их сотню призову. А теперь хватит реветь, собирай рюкзак, пара через минуту закончится».
И не успела я дочитать и за себя порадоваться, как он добил:
«А характер да — поганый. Мне тебя тоже так жалко».
Ответить я ничего не успела, потому что прозвенел звонок. Вместе со всеми записала параграфы к самостоятельному изучению и уже было поднялась, когда услышала:
— Ильева, ко мне подойди, — причем тон у Ирины Владимировны был очень нехороший.
Мне даже не по себе стало. Но едва первый человек вышел из аудитории, как сразу вошел Саша, и преподаватель, отрицательно мотнув головой, торопливо собралась и вышла. И как это понимать?
Подошедший Стужев внимательно вгляделся в мое лицо и мрачно спросил:
— Что?
— Норм, — отмахнулась я, пытаясь закинуть рюкзак на плечо.
Рюкзак был отобран в полете, и вдруг все застыло! Замерли мои одногруппники, а дверь захлопнулась сама, без чьей-либо помощи, в следующее мгновение, схватив меня за запястье, Стужев рванул на себя, прижал и тихо, зло спросил:
— Марго, ты мне доверяешь?
Хороший вопрос. Интересный даже! И все замерло, даже пыль в свете солнечных лучей, и мир оцепенел тоже, а в глазах Князя жесткий вопрос. Хороший такой вопрос, глубокий.
— Саш, — попыталась вырваться.
— Маргошша, — рык с шипением — это жутковато, как оказалось. — На меня посмотри и скажи честно — ты мне доверяешь?
Молча смотрю, чувствуя, как майка сползает с плеча, бредовая ситуация, да.
— Что, доверия я не заслужил? — с явственно прозвучавшей горечью, спросил Александр.
— Издеваешься? — прямо спросила.
Промолчал, даже взгляд отвел. Гад же, вот как есть гад!
— Саш, — позвала, в ответ — тишина. — Саша…
Молчит. А с другой стороны кто-то в дверь ломиться начал.
— Слушай, Стужев, — обняла его лицо ладонями, повернула, заставила на себя посмотреть и тихо ответила, — я тебе не доверяю. Вообще. Но если говорить откровенно, тебе я доверяю все-таки чуточку больше, чем всем остальным. В смысле даже больше, чем всему миру, так что…
— Зараза, — с чувством сказал муж, взял за руку и повел прочь из внезапно ожившего класса.
Следуя за ним и обходя препятствия, я не могла промолчать:
— А чего сразу «зараза»? Мы, между прочим, уже день женаты, а я о тебе вообще практически ничего не знаю, кроме того, что ты зверь, гаденыш и кровопийца!
Наверное, шокировать публику — наше с Александром кредо. Потому что после моих слов Ксюша выронила учебники и даже ноут, пара человек споткнулись и вообще опять тихо очень стало.
— Да, я такой, — спокойно согласился Стужев. — А будешь вредничать, мы и до садизма с мазохизмом дойдем, или как это там называется?
— БДСМ, — подсказал кто-то из группы.
И нагловато-шутливый Князь исчез мгновенно, став зло-презрительным высокомерным Александром Стужевым, смерившим нашего старосту Никитоса внимательным взглядом.
— Простите, — струхнул Сухов.
— Ну так вот, Маргош, — словно ничего и не было, продолжил Саша, выводя меня из аудитории, — ты последила бы за своим языком, а?
Едва мы вышли в коридор, Князь с улыбкой взглянул на меня и вернулся к вопросу:
— Согласна?
— На что? — меня откровенно передернуло от ситуации с Никитой.
— Фильтрацию речи при общении с собственным супругом. — У Стужева зазвонил телефон, но он его проигнорил.
— Можно было бы. — Я изобразила задумчивость, а затем ехидно добавила: — Но тебе самому скучно станет.
Широкая ухмылка, кивок и неожиданное:
— Так не понравилось, что я осадил этого из твоих?
— Да неприятно как-то, — честно призналась я.
