убивает разумных, чтобы поддерживать свое новое тело в движении, но это так, закуска. Основное его топливо — эссенция из столпов светящейся адры. Он двигается примерно от одного к другому. По-моему, он одновременно и спешит, и находится близко от своей цели — он говорил всякое про невозможность его остановить, что-то, что уже на горизонте, и все такое. Ещё он упомянул свободу, как его некий дар всем разумным. Да, ещё он опасается вас.
— Ты бесполезен, эльф, — рокочущим вулканом вспыхнула Магран. — Нам ещё не поздно…
— Магран, — голос Берат, прервавший огненную богиню, был тих, но строг. — Эти знания — не для ушей смертных.
— Свобода? — зашелестела гигантская птичья стая на плечах и голове Хилеи. — Быть может, его цель не несёт нам опасности? Быть может, в ней — что-то, что принесет всем только благо? Тогда нам нужно оказать ему поддержку…
— Поддержку! — прошипел ужасный, уродливый, израненный и изъязвленный аватар, только отдаленно напоминающий разумного. Окровавленное рубище, едва прикрывающее его отвратительные стати, потусторонне шевелилось.
«Возможно, там гигантские иллюзорные вши,” подумал Кьелл, обратив внимание на этого индивида и содрогаясь в омерзении. «Макро-Голлум. И не посмеешься над этой грозой гоблинов и хоббитов — очень уж жуток.» Скаэн широко улыбнулся ему гнилой и изломанной улыбкой и продолжил:
— Притворимся сочувствующими его делу, а когда он ослабит бдительность — ударим его в спину, уничтожим его навсегда! Замечательно! Не ожидал такого коварства от добренькой богини птиц!
Хилея что-то возмущенно отвечала, а Кьелла словно молотом ударила нереальность происходящего — близкие к всемогуществу сверхсущности устроили перепалку, как выпивающие на корпоративе коллеги! Что-то тут было не так.
— Мы не будем совершать опрометчивых действий, — голос Магран сыпался остывшим пеплом. — Нужно выяснить больше, и только имея полноту информации — действовать.
— Может быть слишком поздно! — просипела-прокаркала обожженная старуха в роскошных одеждах и короне с обломанными зубцами. — Нужно действовать решительно, иначе мы можем фатально опоздать! И в этот раз — действуем наверняка! Мы обрушим на него луну, если понадобится!
Божества продолжали отвечать, возражая друг другу. Кьелл не мог вслушиваться и дальше в эту перебранку — слишком уж его глушил когнитивный диссонанс от дурного спора трансцендентных созданий. Он даже развернул немного свои сверхчувства, надеясь, что боль от созерцания истинных тел богов немного его отрезвит. Они не подвели. Все так же сияя мощью, они подавляли своей монументальностью. Своей невозможностью. Своим абсолютным, непоколебимым спокойствием.
Они просто не могли ссориться, эти духовные исполины. Даже божества абсолютно противоположных аспектов в худшем случае бы просто разграничили влияние.
Кьелл старательно подавил эти мысли и заглушил свое сверхьестественное восприятие опять, на максимум. В конце концов, если боги хотят показать ему что-либо, почему бы их не уважить?
— Видящий.
Голос Бледного Рыцаря, спокойный и сухой, прошил воздух ледяной крошкой.
— Ты должен выяснить планы Эотаса. Досконально. Того, что нам известно сейчас, недостаточно. Изыщи все необходимые ресурсы для этого, и поспеши.
Кьелл попытался кивнуть несуществующей головой.
— Я понял, Берат. Помощь какая-нибудь будет?
Неживые черты аватара внезапно искривила усмешка — столь же неуместная на нем, как и на мертвеце.
— Будет. Но берегись того, чего желаешь.
И бледного эльфа швырнуло обратно в тело.
«Во-первых, нагнали на меня страху божьего,” размышлял он, вытирая запоздалый холодный пот. «Во-вторых, мне зачем-то хотели показать шайку мелочных и глупых божков, галдящих, как дураки при обсуждении политики. А Берат почему-то изображала председателя этого собрания анонимных алкоголиков. Нет, понятно, я — ее личный боевой песик в строгом ошейнике, ей уместно общаться со мной больше других, но все же, почему слово не держала ответственная за испытания Магран, или главный по эволюции и борьбе Галавэйн, или защитница порядка и власти Вудика? Ондра, наконец, которая наиболее пострадавшая пока что сторона, ведь Эотас изрядно потоптал и выморил её океаны? Они все были на вторых ролях, вон как дама в черном заткнула Магран парой слов. Почему все отдали главенство аспекту смерти и перерождения? Хоть пока ничего и не ясно, можно же провести параллели с прошлым, и понять — Эотас не замыслил ничего безобидного, совсем даже наоборот. И возможности его, близкие к возможностям древних титанов, вполне позволяют учинить что-то апокалиптическое… Апокалипсис. Смерть и перерождение. Нет, нет. Здесь не библейская аналогия уместна, а футарк и Эдда. Рагнарек.»
Пазл внезапно сложился. Кьелл зло сплюнул за борт, и выругался, продолжительно и грязно. Нет, его миссия — не разведчика, и даже не наводчика-суицидника для самых больших пушек, как он думал поначалу. Он — гребаный летописец, который освидетельствует конец мира. А потом Тюра загрызет большая собака, Тора — большая змея, огромный огненный мужик поломает райские эмпиреи, и два сынка главбога поведут человечество к возрождению.
«У местных богов не нашлось своей вельвы, чтобы придать хоть какой-то благородный фатализм всему этому гребаному стыду. Поэтому, они согласились на запасной вариант — вашего покорного слугу. А аспект смерти и перерождения дирижирует всем этим оркестром, так как творящееся — более чем ее епархия,” подумал Кьелл, опираясь на фальшборт. Пару секунд поразмыслив, не тошнит ли его физически вдобавок к подкатывающему к горлу умозрительному комку, он раздраженно сплюнул опять.
«Если подумать, каждый разумный рано или поздно сживается с мыслью о неизбежной смерти, и созданные из душ разумных бессмертные от этой идеи не ушли — наоборот, приняли её, как естественный порядок вещей. Они прекрасно понимают, что готовит их спятивший мессия-братец. Но не делают ничего. Естественной смертью божки не умрут, но эта вот возможность умереть насильственно… Судя по увиденной мною мощи, в их силах в любой момент телепортировать нашего буйного Оптимус-Прайма на солнце, но они этого не сделают. Нет, они, конечно, побоксируют с Эотасом пару раундов, ведь даже самые жалкие черви будут инстинктивно цепляться за жизнь. Эта их глупая ссора, скорее всего, не шоу для меня — тоже мне, важная персона нашлась, — а другое проявление их былой человечности, желание жить. Но сама их природа, которой они неумолимо следуют, заставит их выкинуть полотенце. Интересно, сроки местного готтердаммерунга были определены при создании богов? Есть ли у них на крышке отпечатанная дата? Или это естественная энтропия одержимого мессианством разума Эотаса? Нет сомнений, что эта мина была заложена при его создании.”
В самой идее гибели богов гламфеллен не находил ничего непривлекательного.
