– Что?
– Одна из твоих пуль попала ему как раз туда, где лежал этот кусочек его собственной кожи. И разорвала его, разрушив целостность заклятия. Шанс повторить – один на миллион. Пока клочок цел и он у него внутри – ты ничего не сможешь с этой дрянью сделать. Разве что взорвать.
Васька замолчал с многозначительным видом. Да и был с чего такой вид иметь – если он прав, то действительно, попасть так, чтобы разрушить пергамент с управляющим заклятием… В следующий раз может и не хватить меткости. А вот насчет взорвать…
– А срубить башку?
– Можно. – кивнул собеседник. – Но топор завязнет, или чем там рубить собираешься. Я же не просто так рассказывал, как его песком набивали.
Ага. – кивнул я, подтверждая, что усвоил информацию. – Вась, так что у нас с преступностью деяний в этом случае?
– Если реально, то никак. – поморщился Васька. – Вампиры вне закона, нигде не сказано, что по отношению к ним существуют запретные чары. Другое дело, что это самый вампирский голем напал на человека. Это уже преступно, но…
Васька лишь скроил совсем тоскливую гримасу, и я закончил фразу за него:
– Никто не может доказать, что этот вампир-голем был работой рук упомянутого колдуна.
– Верно, соображаешь. – подтвердил некромант.
– Хорошо. А что по второму покойнику?
– По второму, если честно, тоже не все в порядке. И тоже слабо доказуемо.
– Что именно?
– А то, что в покойнике ничего не осталось. Его даже подъять невозможно.
Васька так и сказал – «подъять». Надо же, каких мы слов нахватались, это тебе не простецкое «поднять».
– Ты объясни, я все же в некромантии этой твоей…
– Для того чтобы труп подъять, надо хоть за что-то зацепиться. За сознание умирающее, за след души, за что угодно. Надо установить связь между малым – отрезанным пальцем, например, и целым, что лежит в круге. А в этом – пустота, будто он никогда живым и не был. Хоть пополам его пили, все без толку. При этом ясно, что был он живым, и есть на нем след заклятия, которым это проделано.
– Прочитать сможешь?
– Не, куда мне! – отмахнулся Васька. – Очень сложное. И ожог у него на груди от сгоревшего амулета. Думаю, что в этом амулете и было заклятие прошито. Как клиент помер, так его и почистило.
– Ты об этом говорила? – спросил я Машу.
– Об этом. Этот амулет – телепорт, но для нематериальной составляющей.
– А ты откуда знаешь? – решил уточнить я.
– Оттуда, что это не Пантелея работа изначально. Он его модифицировал. Такие амулеты для перемещения духа делал еще мой учитель.
– А Пантелей…
– Пантелей тоже его ученик. Только разошлись они раньше, лет тридцать назад. Наверное. Это я так прикидываю.
– Отсюда ты его и знаешь?
– Отсюда и знаю. – кивнула колдунья. – Я его раньше только на фотографиях видела, до того, как он снова в Царицыне появился.
– А учитель твой где?
– Умер недавно. Год назад, примерно. Он старый был.
В общем, посидели мы у Васьки еще с полчаса, но уже ничего полезного не выудили. Что он знал, то нам и сказал. Пусть не много, но и немало. Самое главное, для меня самого все уже ясно стало – волшба Пантелея зла и незаконна, а потому, если дело правильно повернуть, можно добиться того, что за него награду предложат. Можно. Но не сейчас. Пока доказательств маловато.
Васька со своей демонической Лари, по прежнему таинственно улыбающейся, вышли проводить нас на крыльцо. Мой взгляд снова упал на поросенка, привязанного к ноге эльфийской статуи.
– Вась, а это что? Пополнение коллекции искусства?
– Да нет! – отмахнулся тот. – Оказал тут услугу малую Петру-мяснику, за бесплатно вроде как, а он возьми, да и притащи кабанчика. Ума не приложу, что с ним теперь делать. И отказаться неловко было.
– А ты его умертви, затем подыми и двор охранять заставь. – подначил я Ваську. – Будет такой свинский охранный зомби. На страх врагам.
Тот, судя по всему, пропустил мое заявление мимо ушей, и мы распрощались.
Следующим пунктом нашего путешествия снова стал околоток. Намерен я был пообщаться не с кем-нибудь, а с самим Господином Становым Приставом, Степаном Битюговым. Маше посещать повторно околоток очень не хотелось, это было заметно сразу, но я на ее присутствии настоял. Мало ли что подтвердить придется? А Маша, как ни крути, свидетельница.
Когда мы подошли к большому подворью, огороженному частоколом с колючкой поверху, в котором находились и сам околоток, и маленький острог на десяток камер, и известная «банька», Маша поморщилась, но ничего не сказала. Было тихо, на крыльце болтали и курили двое урядников в форме. Вдоль забора выстроились пять уряднических «виллисов». Лошадей вообще не было видно, видать, всех в конюшню загнали. Вообще утро воскресенья – самое тихое время в городе. Кто кутил с пятницы на субботу и с субботы на воскресенье, как раз сейчас отсыпаются. А кто кутит каждый день, все равно по утрам спит.
Мы прошли мимо дежурного урядника, сидящего за столом и читающего газету, и поприветствовавшего нас кивком, затем по коридору дошли до кабинета Степана. Я постучал в дверь, оттуда донеслось: «Войдите». Ну, мы и вошли.
Степан сидел за столом, перед ним стояла огромная чайная кружка, возле нее, на тарелочке, два бутерброда, с сыром и колбасой.
– Да вот, все пожрать некогда. – сказал Степан, перехватив мой взгляд. – Хотите чаю?
– Нет, спасибо, только что напились. – отказался я.
– А девушка? – уточнил Степан.
– Нет, спасибо. – пискнула Маша, подавленная размерами человека, сидящего перед нами.
Действительно, непривычного человека Степан поражал. Росту в нем было больше двух метров, а весу больше ста пятидесяти килограмм. Ладони были как лопаты, пальцы как обрубки черенка от нее же. Кожаную форменную куртку он снял, сидел в серой рубашке с расстегнутым воротом, рукава которой очень выразительно обтягивали бицепсы толщиной с бедро нормального человека. Плечи были ровно в два раза шире моих, хоть я на узкоплечесть не жалуюсь.
Голос у Степана соответствовал внешности. Казалось, будто какое-то чудовище научили говорить, и затем заперли в металлической бочке. Вот оно оттуда и говорило. Лицо же нашего станового пристава производило обманчивое впечатление. Эдакое сонно-туповатое, и эмоции на нем вообще не отражались. Тот, кто принимал его за дурака, потом обычно в этом раскаивался – Степан был еще умен как змий, и именно благодаря ему в городе, несмотря на всю местную вольницу, было относительно тихо.
– Тогда говори, с чем пришел. – сказал он.
– Да я, собственно говоря, по поводу позавчерашней драки в «Дальней пристани»… – начал я издалека.
