Торвард склонил голову, запустил пальцы себе в волосы и рванул, как будто хотел этой болью отвлечься от другой, еще более сильной. Хирдманы вокруг них по-прежнему молчали. Торвард не мог вечно скитаться по морям, не мог отказаться от своей земли, тем более что он был последним в своем роду и не имел прямого полноправного наследника. Одолеть проклятье означало для него возможность вернуться, править своей страной, защитить ее, не вредя своему роду. Речь шла о самом важном. И Торвард сам иногда чувствовал робость перед этой непосильной задачей. И старался не думать о ее трудности, от которой у более слабого человека опустились бы руки. Проклятье сделало его другим, и часто он испытывал отвращение к самому себе, но он был жив и боролся. Нельзя ведь выздороветь, не побывав больным, не испытав боли и слабости. Любое испытание – маленькая смерть, но из него выходишь сильнее.
– Любопытно, что же за хромые уроды должны быть те девять мужей, если вдевятером не могут одолеть одного парня, сидящего в яме и вооруженного палкой? – бормотал Гисли Сорока, оставленный следить за костром.
Ночь прошла спокойно, и наутро Торвард был готов сразиться с фианой Снатхи и ее доблестным вождем. Отказавшись от преимущества в численности дружины, он и не думал отказываться от преимущества в вооружении. И сам он, и все его люди надели кольчуги и шлемы, и, видя этот железный строй, самого конунга и блеск золота в отделке его оружия, стяг с изображением золотого дракона, уже давший Торварду среди уладов нечто вроде прозвища Дракон Восточного моря, никто не заподозрил бы, что этот человек несет на себе одно из самых тяжелых проклятий, которые выпадали на долю потомков Харабаны Могущественного Отца.
– Как только появится Лойдир, сразу иди навстречу! – посоветовал ему Даохан. – Он, скорее всего, бросится сам на ряды твоих воинов, чтобы успеть убить нескольких, пока не убьют его. Но если он таким образом погибнет в неравном бою, его слава возрастет, а боги примут жертву его доблести и отдадут победу Снатхе. Постарайся выйти ему навстречу, чтобы он если погиб, то в равном бою с одним противником, а не с целой дружиной. А если он убьет тебя, то тогда боги примут твою жертву и победа будет наша.
– Никаких жертв! – сурово ответил Торвард, оправляя заплетенную косу под шлемом. – Я его убью, и пусть он сам разбирается со своими богами, а у нас гибель вождя означает поражение дружины. Так что я намерен победить и остаться живым. А прорвать наш строй не так-то легко! Мы тоже не у селедки в брюхе найдены!
Когда войско фениев появилось в зеленой долине, его было видно издалека. На битву все они нарядились, как на пир, – на каждом была рубаха из яркого алого шелка, пояса сверкали серебряными накладками, на запястьях горели золотые браслеты, на шеях – ожерелья.
– Кровавая пена земли… – пробормотал Сельви, наблюдая их приближение.
– Да ты тоже бард! – восхитился Хавган, стоявший возле Торварда и его телохранителей с неизменной арфой в руках. – Ты позволишь мне использовать твои слова или сам сложишь песню?
– Используй, родной, – разрешил Сельви, не отрывая глаз от алого строя.
Слава скальда его никогда не прельщала. В рыжем стегаче, в серой железной кольчуге, в шлеме с полумаской, закрывавшей лицо, невысокий и не слишком мощный, Сельви сейчас выглядел буднично и незаметно. Он вовсе не был похож ни на поэта, ни даже на достойного противника этим героям, золотым и алым, словно вышедшим из древних сказаний.
А вот Торвард – совсем наоборот. Если оборотень Грендель в древние времена выходил на битву в человеческом обличье, оставаясь по сути чудовищем, то он выглядел точь-в-точь как сейчас Торвард.
– Похоже, конунг, нам сейчас придется иметь дело еще с одной богиней, – заметил Халльмунд.
– Я тоже об этом подумал, – непривычно серьезно отозвался Эйнар. – Постарайся убить его, пока он не успел ее призвать.
– А, ты уже забоялся! – с торжеством воскликнул Ормкель. – Так иди отсидись где-нибудь под кустиком!
– Дурак ты все-таки, Ормкель, – с той же непривычной сдержанностью ответил ему Эйнар.
Вечный насмешник выглядел сейчас очень хмуро: он не так чтобы боялся, но торжественный, величавый строй фениев, рослых, длинноволосых, в алых накидках, с золотом на груди и красными копьями в руках навевал тревогу и ощущение близости Иного мира. Казалось, что это – не простые смертные люди, а воины из рода сидов, живущие под холмами. Не боящиеся смерти и потому недоступные ей. Их нельзя убить – можно иной раз изгнать из этого мира, но они непременно вернутся и отомстят. Даже нелепая серебряная цепь, соединявшая Лойдира с его побратимами, цепь, от которой в бою больше вреда, чем пользы, сейчас выглядела не глупостью, а знаком каких-то таинственных могучих сил, порожденных Иным миром и недоступных обычному пониманию.
Но Торвард не тревожился. Напротив, потусторонний ветер, которым ощутимо веяло от алого строя, раздувал парус его души, наполнял новой решимостью и отвагой. Он чувствовал воодушевление, тем более сильное, чем более грозным выглядел противник. В мускулах закипала дикая мощь берсерка, от которой можно лопнуть, если не дать ей выхода, в сердце поднималась радость, ликование близкой победы.
Для диковинного тройного поединка в товарищи себе он выбрал двоих телохранителей – Кетиля Лохматого и Гудбранда Тыща Троллей. Желающих оказалось много, особенно настаивали на своем участии Халльмунд и Эйнар – последний в основном ради того, чтобы иметь возможность хвастаться этим всю оставшуюся жизнь, если уцелеет, конечно. Но Торвард не собирался без лишней надобности рисковать знатными ярлами – если погибнут все трое, кто поведет остатки дружины домой? Поэтому он предпочел телохранителей, в силе и преданности которых был уверен не меньше. Оба были одеты, как и он сам, в стегачи и кольчуги, шлемы, Кетиль тоже взял меч и копье, а Гудбранд – секиру на длинной рукояти.
Лойдир и оба его названых брата вышли на бой с длинными овальными щитами с бронзовой отделкой, с мечами и тяжелыми копьями, наконечники которых были богато украшены золотой и серебряной насечкой. Лойдир сегодня надел шлем вроде того, в котором сражался в своей последней битве риг Минид, только на верхушке его красовался не гусь с раскинутыми крыльями, а бронзовый вепрь. Фигурка вепря напомнила Торварду об острове Туале, где все воины носили такие шлемы, и в глазах его сверкнула ненависть. Ничем иным его нельзя было разозлить вернее. Таинственный, непостижимый, прекрасный и нелепый Иной мир уладов, уже однажды проклявший его, снова вышел ему навстречу и грозил гибелью.
– Приветствую тебя, Торвард сын Торбранда! – начал Лойдир. – Сегодня решится, кому из нас боги судили победу и славу в веках! Но не мне сомневаться в их благосклонности. Еще в первый свой боевой выезд к побережью убил я знатного воина, Айлиля мак Финдлуг с острова Голуг, – немалый подвиг, ибо было мне тогда всего лишь тринадцать лет. Вторая голова, которую привез я в дом фианны, принадлежала Фейдлеху мак Кайнлеху, по прозвищу Пурпурный Плащ…
