— Я не могу остаться здесь на ночь, — вмешивается в их спор Доррин.
— Почему? Ты не можешь то, не можешь это, а можешь только смотреть невесть куда и придумывать свои дурацкие машины!
— Слишком много хаоса, — говорит Доррин и ежится, снова ощущая ползущие отовсюду нити белизны.
— Доррин, но ведь это чистый, ухоженный город, — говорит Кадара, указывая на выстриженный газон. — Почему бы и не провести здесь некоторое время?
— Ну и оставайтесь, а я не могу. Давайте назначим место встречи.
— Доррин, глупее этого...
— Кадара! — обрывает ее Брид и обращается к Доррину: — Можешь ты объяснить, что тебя здесь не устраивает, помимо хаоса?
— Здесь повсюду что-то... вроде невидимых медуз со жгучими щупальцами. У меня слезятся глаза, а порой просто нечем дышать, — Доррин смотрит на мостовую, потом поднимает глаза на приземистые дубки с бледной корой. — Деревья здесь, и те какие-то... неправильные.
— Ты должен уехать немедленно или мы сначала потолкуем с каким-нибудь торговцем?
— Надолго мне здесь лучше не задерживаться.
— Замечательный парень! Теперь к его дурацким машинам добавились немыслимые медузы и неправильные деревья.
Доррин и Брид оборачиваются к Кадаре.
— Вообще-то, Кадара, я вполне доверяю его чувствам. Ты уж как хочешь, а я предпочел бы отправиться в путь вместе с Доррином.
— Прости, — бормочет Кадара, уставясь в гриву своей лошади. — Просто во все это трудно поверить.
Доррин, несмотря на резь в глазах, ухмыляется:
— Я бы сам не поверил, не будь мне так больно.
— Так дело всего-то навсего в хаосе? — уточняет Брид.
— «Всего-то навсего»? — кисло переспрашивает Доррин.
— Уел ты меня, Доррин! — смеется Брид.
— Все вы, мужчины... заодно, — ворчит Кадара.
— Но так ли, этак ли, а торговцев поискать надобно, — говорит Брид. — Как думаешь, можно найти кого-нибудь близ центральной площади?
Доррин кивает. Площадь ничуть не хуже всех прочих мест, а следовать сквозь сплетения хаоса за Бридом куда легче, чем в одиночку.
Еще одна повозка, поскрипывая, проезжает мимо в направлении Монтгрена.
— А почему бы не спросить у кого-нибудь, где тут рынок? — ворчит Кадара. — Вы, мужчины, вечно корчите из себя всезнаек и стыдитесь задать простой вопрос.
— Вот ты и спроси, — отзывается, покраснев, Брид.
— С удовольствием.
Фыркнув, Кадара опережает своих спутников и подъезжает к людям, разгружающим подводу перед каким-то зданием.
— Уважаемые, не могли бы вы сказать мне, где тут останавливаются торговцы?
Пузатый малый с шевелящимся на ветру пушком светлых волос поднимает глаза лишь после того, как сгрузил на тачку мешок муки.
— Вольные торговцы или лицензированные?
— Не знаю. Те, которые в городе.
— Значит, лицензированные. Езжай к торговой площади.
— Это та площадь, что впереди?
— Нет, та — чародейская.
Второй возчик, даже не взглянув на всадников, сплевывает на обочину и берется за очередной мешок.
— А где торговая?
— Езжай по улице мимо Белой башни, а как дорога раздвоится, сверни направо. Потом сама увидишь.
И он принимает на брюхо следующий мешок.
Направляясь к центральной площади, спутники встречаются с отрядом одетых в белое воинов. Все как один устремляют на проезжающих холодные взоры, и Доррин вынуждает себя выдержать взгляд окутанного хаосом предводителя, силясь произвести впечатление обычного любопытствующего путника. Всадники — и Белые стражи, и троица с Отшельничьего — разъезжаются в полном молчании.
Чем ближе к площади Белых чародеев, тем сильнее становится ощущение хаоса. Деревьев здесь уже нет. Всю зелень составляют низкие кусты да трава.
Неожиданно на узкой боковой аллее появляется тачка, которую толкает прикованный к ней человек, одетый в рубище. За тележкой следуют еще один малый в лохмотьях и женщина в белом, окутанная аурой хаоса, а позади них — двое Белых стражей.
Поравнявшись с кучей мусора, женщина делает жест, и с ее руки с шипением срывается огненная струя. Как только оставшийся от сора белесый пепел оседает на камни, человек в лохмотьях сметает его в совок и высыпает в тачку.
Мусорщики следуют дальше.
Теперь ясно, отчего улицы Фэрхэвена столь чисты, а вот метод очистки объясняет неприязнь Доррина к Белому Городу. За годы каждодневной уборки мусора с помощью энергии хаоса Фэрхэвен, безусловно, пропитался мельчайшей белой пылью, сохранившей печать хаоса.
— Похоже, тут растрачивают магию попусту, — тихонько бормочет Брид.
— А по-моему, это наказание для чародеев, — отзывается Кадара. — Причем наказали, кто бы сомневался, женщину.
— А нам никак не объехать эту площадь? — жалобно спрашивает Доррин, когда тележка уже скрывается из виду.
— Мне бы хотелось на нее посмотреть, — говорит Кадара.
— Я встречу вас на дальней стороне.
— А ни на что не нарвешься? — спрашивает Брид.
— Да по мне что угодно лучше, чем это... — Доррин машет рукой в сторону Белой Башни, источающей хаотическую энергию, но все же ухитряется выдавить улыбку, уловив тончайшие черные линии, скрепляющие блоки из белого гранита. Даже здесь, в цитадели Мастеров хаоса, не обойтись без некоторых элементов гармонии.
— Но все-таки, а вдруг что-нибудь?
— Я постараюсь ни во что не вляпаться, — обещает Доррин, поглаживая кобылу по шее. — Ничего со мной не случится. Надеюсь, — добавляет он уже про себя, когда Брид направляет своего гнедого ближе к Кадаре.
Чувствуя на спине взгляд Брида, он сворачивает в боковой проулок, стараясь не наехать на кого-нибудь из жмущихся к стенам пешеходов, из-под ног которых поднимается тончайшая белая пыль. Ни один из них не поднимает на него глаз.
Поворачивая в нужном, как ему кажется, направлении, он едва не сталкивается с тележкой торговца, а потом минует лоточников, торгующих рыбой, мясом и выпечкой. И снова ни один из них не поднимает глаз на одинокого всадника. К тому времени, когда, обогнув площадь, он возвращается на аллею, Брид и Кадара уже там.
— Нам пришлось тебя ждать.
— Так ведь вы ехали прямым путем. Видели что-нибудь интересное?
— На площади почти пусто, — отвечает Брид. — Может быть, люди боятся магов?
— Зачем бояться тех, кто содержит город в чистоте и пресекает преступления? — пожимает плечами Кадара, трогая лошадь с места.
— Возможно, такая концентрация хаоса сама по себе вызывает у людей беспокойство, — бормочет под нос Доррин, пристраиваясь позади Кадары.
На торговой площади толпится десятка два народу, ворота окаймляющих ее каменных зданий пропускают повозки. На фасаде одного из таких строений, сложенного, как и почти все прочие, из белого гранита, красуется вывеска с выведенными храмовым начертанием словами: «Купец Герриш» и нарисованными темно-зеленой краской подводой и лошадью.
