Что-то шаркнуло по ладони. Санчо механически сжал пальцы и почувствовал рукоять. А еще Санчо понял, что может и не открывать глаза – он все равно видит меч. Больше того, он видит и меч Ланселота.
Но глаза все же открылись. Санчо даже часто-часто заморгал. Дело в том, что меч в его руке был – и одновременно не был. Санчо видел его и не видел. Когда веки смыкались – оружие открывалось, но только размыкались – пропадало, хотя рука его по-прежнему чувствовала.
– Внутреннее зрение прорезалось, – удовлетворенно сообщил Ланселот. – Умение видеть невидимое. Через некоторое время оно синхронизируется с обычным, и ты будешь видеть все, что нужно, не закрывая глаз. Кстати, даже бывший рыцарь или маг все равно увидит этот меч. Он не доступен только глазу смертных или непосвященных. А на Авалоне, там, где его создал Мерлин, – его будет видно всем.
Санчо вспомнил, как им на биологии давали посмотреть в микроскоп. Все, разумеется, зажмуривали левый глаз, а биологичка Римма Львовна сказала, что профессионалы смотрят в окуляр, не прикрывая «свободного» глаза.
– Тебе нужно выбрать образ меча. Это же не простой клинок. По правде, даже и не клинок, а сложное заклинание. Сейчас образ исходный. Как будто заготовка. Ты можешь вылепить из него что угодно.
Санчо уже давным-давно перестал удивляться, как может существовать двенадцатигранный клинок, если в истории были максимум четырехгранные. И тем более, как может всего одна грань выглядеть и служить законченным, цельным мечом. А уж про то, что меч один на всех, но пользоваться им могут все рыцари разом и даже при желании сражаться друг с другом – на эту тему Кукушкин предпочитал вообще не задумываться, иначе мозги закипали.
– Можешь, конечно, оставить, как есть. Но это неудобно. Маневра себя лишаешь.
Ланселот сделал несколько быстрых взмахов своим клинком. Кукушкин только сейчас разглядел толком, что оружие рыцаря напоминает шпагу.
Меч в его собственной руке выглядел очень просто – довольно узкое лезвие, крестовина, круглое навершие рукоятки в форме диска. За прошедшие дни Санчо уже просмотрел немало книг по холодному оружию в библиотеке Ланселота. Он легко мог отличить, например, скьявону от рапиры.
– Потом, если хочешь, можешь сменить ему образ, – Ланселот кивнул на грань Экскалибура ученика, – он пластичный. Я бы сделал из него что-то более легкое.
Санчо опять закрыл глаза. Можно было этого и не делать, но, глядя на клинок, ему было трудно поверить, что вот так запросто сталь может сменить форму, словно пластилин. В голове пронеслись картинки из книг Ланселота, потом образцы оружия в его мастерской. Но все же Кукушкин не смог придумать ничего лучше, чем повторить узкий обоюдоострый клинок учителя, пригодный и для рубки, и для уколов.
Потом Санчо открыл глаза и посмотрел на то, что вышло.
– Неплохо, – одобрил Ланселот.
Конечно, у Санчо не получилось один в один. Более того, вряд ли где-то на Земле существовал подобный образец. Санчо успел прослушать не одну лекцию об оружии. Рыцарь говорил, что искусство фехтования на Земле ушло далеко-далеко вперед от других миров Упорядоченного. Там продолжали сражаться на мечах, а на Земле довели до геометрического совершенства технику уколов. Это было одним из преимуществ рационального земного мышления, таким же, как изобретение пороха. Люди не полагались на волшебство.
Санчо знал, что колоть намного быстрее и легче, чем рубить, а для мага Хаоса или нежити достаточно и небольшого пореза Экскалибуром. Сейчас он сотворил нечто среднее между рапирой и боевой шпагой. Ланселот говорил, что рапиры были слишком тяжелы и длинны, поэтому фехтовальщики времен Дон Жуана только атаковали ими, а оборонялись кинжалом в другой руке. Но все же Санчо нравились эти смертоносные орудия с изящными щитками, контргардами, загнутыми в разные стороны концами крестовины и еще кольцом, в которое продевали указательный палец, чтобы хват был крепче.
Однако не в пример рапире, его клинок был коротким и легким. Впрочем, это было свойство всех граней Экскалибура: кроме бремени меча, те ничем не стесняли своего обладателя.
– Мы всегда учимся фехтовать в Броселианде, – сказал Ланселот. – Здесь время течет не как на Земле. Там ушли бы годы и десятилетия. А тут все пойдет куда быстрее…
После тренировки они сидели у костра. Санчо думал, в этом туманном мире сырость не позволит толком развести огонь, ан ничего подобного – сухие ветки занялись, с удовольствием потрескивая, будто сами давно мечтали согреться. Костер зажгли скорее для уюта и отдохновения – Ланселот сказал, что можно было бы в любой момент вернуться на Землю.
– …Самый лучший из нас в савате – это сэр Персиваль. Хотя он и не француз, а самый что ни на есть русский. Никогда не называл свое настоящие имя и фамилию, говорил, очень известные. Он из дворянского рода. Рыцарем стал давно, еще до декабристов. Там разные были тайные общества, а он вот к нам… Много жил во Франции и там научился фехтованию и савату. Его учил сам Кассо, первый известный мастер. И потом Персиваль часто брал уроки у великих саватеров. Он много про это рассказывал. Последним его учителем был барон Фенье, самые быстрые ноги Франции даже в семьдесят лет! Тогда за границу не сильно-то и выпускали, но Персиваль уходил через Броселиандский лес. Тут границ нет. А во французском Броселианде уже выныривал.
– А сейчас он где? – спросил оруженосец.
– Не знаю, – ответил Ланселот, глядя на огонь. Потом добавил: – Я видел его грань меча. Там, у Мэтра. Он тоже продал свой Экскалибур.
Кукушкину стало неловко, будто это он был в чем-то виноват. Тогда Санчо опять перевел тему на боевые искусства.
– Это он вас всех обучил савату?
– Не только. Но со мной он много занимался, чем-то я ему нравился. Может, тем, что земляк. А фехтование мне преподавал сам Артур. Кстати, знаешь, какой у него стиль рукопашного боя? Баритсу.
– Чего?
– Помнишь, как Шерлок Холмс с профессором Мориарти над водопадом разобрался? У них борьба такая была. На самом деле она называлась «бартитсу». Тогда в Лондоне тоже было много разных школ. Артур же – чистокровный англичанин. Между прочим его на самом деле зовут Артур, даже имя в Ордене менять не пришлось. Услышал про модное искусство самозащиты и обучился ему. Такие вот мы старьевщики. Все подбираем, что теперь никому почти не нужно. Фехтование, бартитсу, Экскалибур. И даже донкихотство.
Костер треснул, словно бы поддакивал. В его потрескивании тонул и так еле слышный шепот озера.
Глава 7
Идет охота на волков
