– Так, значит, вы боитесь моих стражей? – спросила я.
Ее лицо все так же светилось от смеха и глаза сияли, когда она смотрела на меня в ответ:
– Кто подсказал вам такую абсурдную идею?
– Вы.
Она покачала головой, разметав вокруг тела длинное золотистое покрывало волос. Отблеск смеха все еще светился в лице, а глаза стали едва заметно синее. И вдруг я поняла, что вовсе не смех освещает ее лицо – смех исчез, – это был слабый гламор. Она намеренно придавала себе сияние, очень нежное. А это значило, что она использовала магию, чтобы заставить меня поверить ей.
Я нахмурилась, потому что я не смогла различить используемую против меня магию. В норме всегда чувствуешь, если другой сидхе пытается колдовать.
Я бросила взгляд за спину, на стражей. Дойл и Холод стояли неподвижно, и лица у обоих были непроницаемые, даже застывшие. Китто так и остался у дивана, где я его поставила. Одна ручка намертво вцепилась в белую спинку, как будто держаться хоть за что-нибудь было лучше, чем стоять без всякой поддержки.
Я подумала, не чувствует ли он то, что мне недоступно. Я лишь частично принадлежала к фейри и всегда держалась мнения, что я что-то потеряла из-за смешанной наследственности. Кое-что я приобрела, конечно – способность творить волшебство в окружении металла, например, – но где находишь, там и теряешь.
– Миз Рид, я спрошу еще раз: вы наняли Кейна и Харта для защиты от моих стражей?
– Я сказала Джулиану и его людям, что у меня есть слишком фанатичные поклонники.
Я даже не взглянула на Джулиана ради подтверждения.
– Полностью верю, что вы сказали это Джулиану, миз Рид. Но по какой же причине вы его наняли в действительности?
Она уставилась на меня с показным ужасом, а может, ужас был неподдельным. Переведя взгляд на Дойла и Холода, она поинтересовалась:
– Разве ее не учили, как следует себя вести?
– Она ведет себя так, как ей следует себя вести, – ответил Дойл.
В глазах Мэви что-то мелькнуло – страх, возможно. Она снова взглянула на меня, и отблеск страха остался, глубоко запрятанный в мягко светящихся синих глазах. Она боялась. Очень сильно боялась. Но чего?
– Вы действительно наняли Джулиана и его людей из-за слишком назойливых поклонников?
– Прекратите, – прошептала она.
– Вы на самом деле думаете, что мы причиним вам вред? – Я была неумолима.
– Нет, – ответила она слишком быстро, будто на радостях, что наконец может дать прямой ответ.
– Тогда почему вы нас боитесь?
– Почему ты так со мной поступаешь? – спросила она, и в ее голосе была вся мука, которую вкладывают в этот вечный вопрос уходящему возлюбленному брошенные девушки.
Слушать ее было мучением. Джулиана это совсем выбило из колеи.
– По-моему, ты задала достаточно вопросов, Мередит.
Я покачала головой:
– Нет еще. – Я посмотрела прямо в наполненные болью синие глаза и сказала: – Миз Рид, вам нет нужды таиться от нас.
– Не понимаю, что ты имеешь в виду.
– Вот это уже слишком близко ко лжи, – тихо проговорила я.
Ее глаза вдруг засияли хрустальным блеском, и я поняла, что смотрю в их синеву через готовые пролиться слезы. Потом капли медленно потекли по золотистой коже щек, и одновременно с этим синева затуманилась, замерцала – и глаза переменились, оставшись синими, но уже трехцветными, как мои собственные.
По внешнему краю радужки шло широкое кольцо насыщенного синего цвета, как яркий сапфир, затем гораздо более тонкое кольцо расплавленной меди и в центре – почти такое же тонкое кольцо жидкого золота, окружавшее темную точку зрачка. Но что выделяло ее глаза даже среди глаз сидхе – это штрихи меди и золота, рассыпанные по всей радужке, будто цветные прожилки в ляпис-лазури, так что даже безупречно синее внешнее кольцо сияло металлическими отблесками.
Ее глаза походили на грозовое синее небо, прошитое цветными молниями.
За сорок лет ее карьеры кинозвезды ни одна камера не запечатлела этих глаз. Ее настоящих глаз. Уверена, что какой-нибудь агент или продюсер много лет назад убедил ее скрыть наименее человеческие черты. Мне пришлось скрывать свою натуру и свою внешность всего три года, и это что-то убило во мне. Мэви Рид делала это десятилетиями.
Она отворачивалась от Джулиана, словно не хотела, чтобы он увидел ее глаза. Я сняла ее руку с локтя Джулиана. Она попыталась воспротивиться, и я не стала упорствовать. Просто удерживала пальцы на ее запястье, пока она не подняла руку по собственной воле. Тогда я обхватила ее ладонь, нежно сжимая. Я опустилась перед ней на колени и поднесла ее руку к губам. Чуть коснувшись губами золотистой кожи, я сказала:
– Я не видела глаз прекраснее твоих, Мэви Рид.
Она отняла у Джулиана вторую руку и застыла, глядя на меня. Слезы хрустальными капельками катились по ее щекам. Очень медленно она убрала еще остававшийся гламор. Загар бледнел, менялся, пока не стал из медово-коричневого мягко-золотистым. Волосы посветлели до почти белых. Понятия не имею, почему ей захотелось изменить цвет волос на более обычный желтоватый: ее природный цвет тоже соответствовал людским нормам.
Я обеими руками держала ее ладони, пока она освобождалась от столетней лжи, и вот она предстала мне во всем своем сияющем великолепии. Комната вдруг наполнилась красками, ароматами благоуханных цветов, растущих за тысячи миль от этих пустынных мест. Она вцепилась в мои руки, словно я была ее единственным якорем, словно отпусти я ее – и она могла бы раствориться в этом свете и благоухании.
Она запрокинула голову, закрыв глаза, и ее золотое сияние залило комнату, будто взошло маленькое солнышко. Она светилась, и плакала, и сжимала мои руки до боли. В какой-то момент я поняла, что тоже плачу, и ее сияние воззвало к моему, так что моя кожа засияла, словно наполненная лунным светом.
Она упала на колени возле меня, ошарашенно глядя на наши ладони: соприкасающееся сияние... И залилась смехом, чуточку истеричным.
В ее смехе я с трудом различила слова:
– А я-то думала, что... опасными... будут мужчины.
Она внезапно наклонилась ко мне, прижавшись губами к моим губам. Я настолько поразилась этому поцелую, что просто застыла на секунду. Не знаю, что бы я сделала, если бы она дала мне время на размышление, но она отпрянула от меня и выбежала в ту же дверь, из которой появилась.
Джулиан помчался следом за Мэви. Юный Фрэнк остался стоять у выхода с потрясенным видом, и глаза на побледневшем, растерянном лице казались больше, чем нужно. Вряд ли Фрэнку случалось видеть сидхе в полной силе.
Я все еще стояла на коленях, но сияние моей кожи уже начало слабеть, когда Дойл подошел ко мне.
