— Я тоже, — отвечал Стен.
Роман усмехнулся: дружба их прежняя была весьма странной — некая помесь смертельной вражды с побратимством.
— А кто тебе ловушку устроил? — спросил Стен. Видно было — спрашивает, а сам думает о чем-то своем.
— Не знаю. Я чуть не окочурился. Но все ерунда. Я сильный. Как кот. У него девять жизней. И у меня наверняка столько же.
Радость от победы, — а Роман все же разорвал обруч и, значит, победил, — радость внезапного освобождения хмельным теплом разливалась по телу. И пусть тепло это было поверхностным, оно все равно согревало и веселило.
— Поверни-ка направо, к дому Медоноса, — попросил Роман.
Машина вынырнула из Дурного переулка на Ведьминскую, потом вновь повернула на Преображенскую и здесь остановилась. Впереди маячили тесовые ворота Медоносова дома. Из всех колдунов только Медонос демонстративно поселился вдали от прочей братии. Над коньком, отбрасывая блики на крышу, крытую оцинкованным железом, висел в ночном небе огненный знак Медоноса — пытающий обруч. Роман смотрел на этот знак, и странное беспокойство охватывало его, совершенно непонятное и беспричинное, — так по реке в безветренную погоду идет мелкая рябь.
Пошел дождь. Роман не помнил, вызывал он дождь или нет. Но капли исправно стучали по капоту. А что, если собрать сейчас всю энергию воды в кулак, да и ринуться в атаку, пока Медонос не ждет. Ринуться очень хотелось. Но Роман сдержался. Он понимал, что подобная атака ни к чему не приведет. То есть ни к чему хорошему.
— Ладно, поехали дальше, — сказал колдун. — Вот здесь сверни. По Ведьминской будет семнадцатый дом. Там и остановимся.
Михаил Чудодей, прозванный за глаза Чудаком, возглавлял сообщество колдунов Темногорска уже скоро семь лет. Сам Чудодей был из породы колдунов не очень сильных. То есть бывали у него и несомненные удачи, и взлеты, и в прежние времена, когда колдовская практика не приветствовалась, сумел из прочих выделиться и создать себе имя. Потом, когда колдунов повсюду развелось как грязи, слава его померкла и практика сделалась весьма и весьма скромной. Но имя осталось. В том смысле, что имя было незапятнанное. Бывают такие люди — вроде бы ничем не замечательные, талантом наделенные не ахти каким, многим неудобные, но при этом никто и никогда не сомневается в их честности. Чудодей был из этой породы. Потому и поставили его во главе темногорского Синклита. Знали: ничего он толком организовать не сможет, у властей милости не выпросит, и вообще Чудак, он и есть чудак. Но при всем при том все эти семь лет колдуны жили мирно. То есть делали друг дружке мелкие гадости — не без этого, — но чтобы крупно разругаться или открытую драку устроить — ни-ни. И власти опять-таки колдунов не донимали. То есть сильные мира сего и колдуны сотрудничали, но, так сказать, на личностном уровне. Вот и господин Вернон порой занимался поиском пропавших для следователя Сторукова. Но это было его сугубо личное дело. Чудак подобной практики не одобрял. И чуть что, на колдовскую братию прикрикивал: помните, родимые, что вы всегда и для всех чужие, вне мира, вне злобы, вне зависти. А иначе погубите свой дар в один миг и уже не воскресите. Многие похмыкивали: надо же, какой наивный, ну чисто ребенок. Однако вслух никогда не возражали. Не смели почему-то.
Дом у Чудака тоже был особенный. Во-первых, забор — совершенно несолидный, ниже человеческого роста, старый, покосившийся, калиточка вообще хлипкая, и никто ее не охранял, даже охранного заклинания не было наложено.
Когда Роман постучал в дверь, ему отворила молодая супруга Чудака Эмма Эмильевна, дородная, румяная, в пестром, не по погоде легком платьице и в шлепанцах на босую ногу. И то: в доме у Чудака было тепло, даже жарко. Повсюду в горшках, кашпо и даже в консервных банках росло что-то зеленое, ползучее, пышнолистное — сразу видно, без колдовских заклинаний не обошлось. Не иначе как Слаевич недавно побывал в гостях во время своего звездного часа.
— Ах, Ромочка, вернулся! — всплеснула руками Эмма Эмильевна. — Замечательно! Я к Тине все время заходила: она так переживала, бедняжка! Где ты столько времени пропадал? Мишенька искать тебя пробовал, да у него ничего не вышло.
— Где был, то — тайна! — Господин Вернон приложил палец к губам.
— Что-то плохо ты выглядишь. Бледнее обычного. Ничего худого, надеюсь, не случилось? Может, порча какая? В Темногорске за последний год на многих порча напала. И главное… — она понизила голос до шепота, — колдовство пошло кратенькое и худое. То есть сегодня заклинание наложат, а завтра оно уже слетает. А народу все больше за помощью приезжает. Что делать-то?
— Михаил Евгеньевич велел зайти.
— Да, да, конечно, заходи. Мишенька на кухне сидит.
— Я с ассистентом.
— И ассистент пусть заходит. А у тебя, Ромочка, с колдовством все в порядке?
— Вроде как.
— Ну и слава Богу! Слава Богу! Я в церковь хожу, свечки Николе Чудотворцу ставлю, чтобы он Мишенькиному дару помог устоять. Я и за тебя свечку ставила.
— Так я не крещеный.
— Ну и что? Я за всех молюсь.
Они прошли не в кабинет, а на кухню, где глава темногорских колдунов пил чай. Чудодей носил не только парик, но к тому же — среди колдунов случай невиданный — очки с сильнейшими диоптриями, заявляя, что плохое зрение ему нисколько не мешает и даже, напротив, помогает яснее видеть некоторые вещи. Вот и сейчас, заслышав в прихожей голоса, он криво нахлобучил на макушку парик и водрузил на тонкий хрящеватый нос очки. Опять же криво. Для встречи гостей Чудак надел новенькую полосатую пижаму.
— Роман Васильевич, ну наконец-то! А я уж и чай цейлонский заварил собственноручно, вас поджидая. И вы все нейдете.
— Ассистент мой Алексей Александрович, — представил друга Роман.
— Очень приятно. — Чудак привстал, протянул Стеновскому узкую ладонь. — Это очень даже хорошо, что у вас, Роман Васильевич, теперь ассистент. Потому что… знаете ли… время опасное. Устроили свои спешные дела?
— Раскидал помаленьку.
— Я ведь что? Не просто так вас на чай звал. Предупредить хочу. Кто-то над нашими колдунами власть хочет взять. Все уже предупреждены, кроме вас. Вот, как видите, сижу, жду. А не пришли бы — сам бы явился утречком. С Матюшей пошел бы гулять, и к вам. Дело-то нешуточное. Не склока какая-нибудь и не дебаты по вопросу, можно ли на госслужбу колдуну поступать или нельзя. — Чудак вдруг хлопнул ладонью по столу. — Вот, извольте узнать, до чего дошло! Обруч колдуну на голову надевают и в плен берут. Мне доподлинно известно, что нападений было уже как минимум три. Всех окольцевали. Потому как не отбиться — сила страшная в таком обруче. Кто за этим стоит, никому не известно. И я не ведаю. Подозревать тоже никого не подозреваю.
