— Хватит, — повторил он, — все это бред сивой кобылы. Я не знаю, зачем вам понадобилось это сочинять. Я не полицейский, слава Богу, и ничего не понимаю в международной контрабанде наркотиков, — Леший иронически скривился, но свою работу, пардон, я знаю получше многих. Яна Бельская принесла мне свои рассказы. Я решил их напечатать и напечатаю, даже если интерпол пришлет официальный протест.
Леший хмыкнул, представив в своей зачуханной конторе факс из интерпола.
Стало немного легче.
— Это интересные рассказы, — произнес он почти спокойно, — и это ее рассказы. Мне не нужно снимать отпечатки пальцев, чтобы убедиться в том, что человек рассказал о своих мыслях и переживаниях, а не русифицировал "Грозовой перевал". Я говорил с ней и могу присягнуть на любой Библии, хоть на Коране…
— А никто и не спорит, — пожал плечами Цебич и стряхнул пепел, — она, действительно, талантливая писательница. А еще — очень талантливая преступница. Ее деятельность представляет опасность для общества. И вы можете помочь ее остановить.
Фильм ужасов легко и непринужденно перетекал в боевик. Вот только актера забыли предупредить о смене амплуа. В тот миг, когда по всем законам жанра ужас на лице Лешего должен был смениться неуклонной решимостью, зазвонил телефон. Машинально Лешуков снял трубку.
— Виктор Алексеевич, это Марина. Я из бухгалтерии. Знаете, с вас НДС неправильно взяли.
— Что, — переспросил Леший, занятый своими мыслями.
НДС взяли лишку, — повторила Марина, — я все пересчитала. Как теперь быть с этими деньгами? Виктор Алексеевич, вы слышите?
— Да, да.
— Мне занести или сами зайдете?
Леший улыбнулся «резиновой» улыбкой.
— Мариночка, купите на них себе «стиморол» и не мучайтесь. У красивой девушки должны быть безупречные зубы. Молоденький, двадцатитрехлетний бухгалтер Марина Астахова на том конце провода тихо ойкнула, но Леший уже положил трубку.
Цебич рассматривал распечатки "Сказок для Бегущих и Догоняющих".
— "Искусство дано нам для того, чтобы мы не погибли от правды", — прочел он. — Вам знакомы эти слова?
— Да. Это Ницше, — Леший пожал плечами, — думаю, она имела право выбрать любой эпиграф.
— Вы любите Ницше?
Вопрос был неожиданным. От кого другого — может быть, но от милиционера "при исполнении" услышать его было, мягко говоря, странновато. Но Леший уклоняться не стал.
— Я не верю одержимым.
— Не верите, — повторил Цебич и вновь ошарашил Лешукова, — а как же "вдохновение как единственный источник познания"?
— "Единственно верный", — поправил Леший, болезненно морщась. — К чему этот разговор? Хотите мне доказать, что Яна Бельская одержима? Психически неуравновешенна, так это обычно называется. Есть и другой, узкопрофессиональный медицинский термин, но вам он ничего не скажет.
— Чушь, — отмахнулся Леший, — Яна — само спокойствие и уравновешенность.
— Именно, — кивнул Цебич и вдруг резко вскинул на Лешего карие глаза, — А вам не показалось, что она СЛИШКОМ спокойна?
— Она что-то принимает? Но…
— Говорите, — подбодрил Цебич.
— Вы же не рассчитываете, что я поверю вам на слово? — сказал Леший.
— Хотите посмотреть заключение врача?
— Хочу.
— Она опасна, — повторил Цебич, когда Леший, отбросив бумаги в сторону, шагнул к окну и дернул на себя фрамугу. Свежий воздух ворвался в прокуренную комнатушку, шелохнул растрепанные кипы бумаг, хлопнул дверью.
— Я вам не верю, — произнес Леший без всякого выражения.
— Вы совершаете большую ошибку, — голос Цебича стол плотнее, казалось, он двигается на Лешукова с медлительной неумолимостью пресса, — Вы рискуете жизнью, Виктор… Если эта женщина почувствует, что вы стали ей опасны… Не знаю, как здесь, но в Европе ни одна компания не согласится застраховать вашу жизнь.
Леший судорожно вдыхал горячий и пыльный воздух города.
— Я не верю вам, — повторил он. Повернулся… И опешил. В комнате никого не было. Леший шагнул к двери, резко рванул ее на себя. Сзади с грохотом захлопнулась фрамуга. Коридор был пуст. Будь он даже спринтером, он не успел бы пробежать такую дистанцию, — сообразил Леший, — "Капитан Цебич"… Видал я ментов. А ты, приятель, такой же мент как я — китайский трамвай.
Он оттер пот со лба «плебейским» жестом — рукавом, обвел комнату недоверчивым взглядом. Что-то было не так. Хотя все, вроде-бы, на своих местах. Стол, погребенный под кипой бумаг в характерном для Лешего «рабочем» беспорядке, компьютер, пепельница на краю стола… Стоп. Пепельница. С окурком. Одним-единственным. А где же второй?
Леший испуганно заморгал. В комнату медленно, но уже уверенно, по-хозяйски вползали сиреневые тополиные сумерки. Сколько же времени? Леший взглянул на светящийся циферблат электронных часов.
19. 00.
— Крыша едет, — вслух произнес он. Собственный голос прозвучал для него так громко и резко, что он вздрогнул. Надеясь, что ошибся Леший схватил правой рукой левую и поднес часы к глазам.
19. 01.
На это время он договорился с Яной Бельской. Видимо, она опаздывала.
Господи, о чем он думает? Из его жизни каким-то непонятным образом исчезли целых шесть часов. Цебич чем-то ударил его? Оглушил, опоил, дал понюхать какой-нибудь гадости, изобретенной в секретной лаборатории Пентагона? Вздор. При чем здесь Пентагон? Сигареты он курил свои… Гипноз?
Бред собачий.
Нет, все-таки это был сон и сон невероятно бестолковый.
Подрагивающими пальцами Леший выудил из пепельницы окурок и осторожно понюхал, ожидая нового космического катаклизма. Ничего не случилось. Презирая себя он бросил взгляд на часы.
19. 02.
Нет, эту ахинею снял кто угодно, только не Квентин Тарантино!
Она так и не пришла.
В свете текущих событий женский каприз Яны Бельской (если это был именно женский каприз), не должен был иметь особого значения.
Однако имел.
Леший понял это ясно и определенно только сейчас, на выходе из тополиного парка, когда часы на руке показали восемь пятнадцать. А до этого мгновения он бессознательно прислушивался, надеясь услышать быстрый перестук каблуков и напряженно вглядывался во тьму, ожидая и почти веря что вот сейчас, именно в эту секунду она шагнет из темноты навстречу. Улыбнется. Или не улыбнется. Что-нибудь скажет. Или промолчит. И Леший расскажет ей свой странный сон.
За этот час, наполненный надеждой, обидой, страхом и дурными предчувствиями Леший раз десять умер и воскрес. Это было похоже на ожидание Мастером своей Маргариты. Только в их дуэте Мастером была она. Женщина с глазами цвета осенних сумерек. Женщина, чье очарование было как музыка Вагнера — смертельным. "Капитан Цебич", кем бы он ни был, появился поздно.
