Я осматривался по сторонам, и поэтому не заметил, что она сделала для того, чтобы за моей спиной появилось кресло.
— Вы, наверное, устали после своего подвига. Отдохните немного, прежде чем пускаться на поиски новых приключений. В нашем Городе есть всё для удовлетворения любого желания господ «вольных стрелков». Наш Город помнит имена всех своих Героев. И мы, я говорю от имени Городской ратуши, всегда рады видеть в своих стенах «воинов Добра».
Она говорила минут десять в подобном духе. Я её внимательно слушал и не заметил, как в кабинет вошёл маг Эмиль. Колдун был высок, худощав, имел голубые глаза и явно потребительские взгляды на жизнь. Он подошёл к столу и с томным придыханием произнёс:
— Моя душа, ты вызвала меня для опознания сего магического предмета? — он показал длинным пальцем на мой кинжал.
— Да, дорогой Эмиль, пустая формальность, но ты сэкономишь мне массу времени. Поможешь?
— Хорошо, душенька, — маг взял в руки кинжал, состроил волшебные глаза и погрузился в задумчивость. Прошло несколько томительных минут молчания, наконец, он произнёс своим противным голосом:
— Тёмная и дикая магия, ничего не понимаю. Дай мне, радость моя, чудесную вещичку для связи с Добрым волшебником Геллером. Мне нужен совет специалиста.
Эллис Фрей протянула ему мобильный телефон и тот заклинанием заставил его работать:
— Элениум фред инс паскопатум, — сказал маг в трубку и дальше в том же духе говорил на тарабарском языке в течение не менее пяти минут. Потом маг слушал ответную тарабарщину столько же времени.
— Элениум фред инс паскопатум нон, — закончил Эмиль и отдал мобильник Эллис, — занятная вещица. Старинная, дикая магия. Этому кинжалу не менее пяти веков, его ковали злые гномы-пеллаты на севере Европы.
Он положил орудие смерти на стол.
— Так ты поможешь мне или нет? Может быть, я зря теряю время с тобой? — спросила жена Мэра.
— Может, не нужны бюрократические формальности и я пойду? — предложил я.
— Нет, что вы! Ни в коем разе! Попался действительно сложный случай и мне одному никак не управиться. Сейчас Пассиус Геллер сам появится, и мы вместе с ним разберемся, что к чему, после чего вы получите свой долгожданный золотой, — скороговоркой сказал Эмиль.
— А я думала, что ты, Эмиль, достаточно сильный маг, — надула по-детски обиженно свои губки хозяйка кабинета, — вот так всегда с мужчинами — одни обещания. Не правда ли?
Она посмотрела на меня в надежде поддержки. Я с виноватым видом отвёл глаза в угол кабинета:
— Что же поделаешь? Такова наша природа.
Эмиль вспыхнул, как спичка, и, не понимая моего тонкого юмора, воскликнул:
— Не все мужчины лгуны! Я, например, никогда не обещаю того, что не смогу сделать.
На этот раз мне повезло, именно в том углу, в который я смотрел, на моих глазах материализовался старый Добрый волшебник в широкой мантии и толстой книгой в руке. Правда, я заметил одну особенность — его ноги находились на высоте около 10 сантиметров от пола и края его одежды колыхались, как от лёгкого ветра. А так как мы были в комнате с закрытыми окнами и дверью, то я сделал вывод, что Пассиус Геллер смонтировал магическим образом своё голографическое изображение, и таким же путём управляет им.
— Приветствую вас, госпожа Эллис, и тебя «вольный стрелок», — глуховатым голосом сказал он, — а ты, Эмиль, поднеси кинжал ко мне поближе. Что-то я плохо видеть стал в последнее время.
Эмиль выполнил просьбу, и Добрый волшебник приступил к детальному изучению клинка, шепча заклинания. Мой трофей озарился голубоватым сиянием.
— Кто ещё, кроме Эмиля держал кинжал в руках? — нарушил тишину властный голос Геллера. Я поднялся с кресла и признался в данном факте.
— Ты не «вольный стрелок». Где ты взял кинжал? И кто ты такой на самом деле? Только не ври, на кинжале нет троллевской крови.
— Я убил тролля из арбалета.
— Из того, что висит у тебя за спиной? Не верю. Я же просил говорить правду, — после этих слов Геллер состроил волшебные глаза и вперил в меня свой взгляд, — Эмиль, брось на него заклинание недвижности.
Маг сказал:
— Аппасито Лер магионум, — и сделал резкое движение в мою сторону. Я успел сделать шаг в сторону и что-то невидимое ударилось о деревянный комод в углу кабинета сзади меня, после чего рикошетом стукнуло меня по голове. «Классно работают ребята на пару», — подумал я и бросился к двери. Маг успел подставить мне подножку и я шлёпнулся на пол.
— Аппасито Лер магионум, — раздалось над моей головой и меня сковала невидимая сеть. Я не мог пошевелить даже пальцем. Сначала я отчаянно сопротивлялся, но, осознав тщету своих попыток, просто закрыл глаза и ждал решения своей судьбы. Скоро Геллер собственной персоной заявился в ратушу и поднялся в кабинет Эллис. Он освободил мои ноги и предложил присесть в уютное кресло.
— Нет, я уверен, что он не «вольный стрелок», — говорил Геллер Эмилю и Эллис, — пригласите жандармов для задержания.
— Может быть, он колдун? — спросила хозяйка кабинета.
— Тоже нет. Но от него воняет магией, что говорит о том, что он совсем недавно побывал в Подземном дворце у Эспера. Когда же успокоится старый колдун.
— А это не от кинжала идёт вонь? — переспросил Эмиль, — я думал, что это связано с троллями и их магией.
— Нет, запах идёт от него самого.
— О чём это говорит?
— Спросим у него самого, — здраво рассудил Геллер и обратился ко мне, — кто ты такой?
Я молчал. Я не мог рта открыть из-за наложенного на меня заклинания. Я думал, что они догадаются снять его, но Добрый волшебник даже не подумал об этом. Эмиль, как я понял позже, наложил на меня очень двойное заклинание, а Геллер не догадался об этом. Именно поэтому я и молчал.
— Слушай, приятель, а это не ты перебаламутил Город криками о гоблинском нашествии?
Я молчал.
— Как он назвал своё имя?
— Алекс, — сказала Эллис, — но теперь я вижу обман.
— Да, он соврал, — согласился с ней не очень Добрый волшебник. И задумчиво покачал головой.
* * *
Я сидел в «одиночке» — сырой, тёмной подвальной комнате Городской Жандармерии. Вернее, не сидел, а стоял. Для предотвращения побега из центра потолка свисала цепь, к которой привязали мои руки, и эта цепь не давала мне опуститься на пол, выворачивая руки в плечевых суставах. Поэтому я не мог присесть и дать отдых ногам. К моим страданиям примешивалась жажда, голод и холод. И полная неподвижность в верхней части тела. На протяжении двух суток мне приносили еду и воду, но так как есть и пить я не мог, то мои тюремщики съедали всё сами и уносили пустую посуду с собой. На допросах я, естественно, тоже молчал и жандармы пришли к убеждению, что я являюсь отъявленным злодеем. Они говорили мне, что если я не заговорю, то меня обязательно сожгут на костре в назидание потомкам.
