— Он тебе нравиться, правда? — произнес мягкий голос веклинга.
Я вздохнула и повернулась к нему.
— Нравиться? — переспросила я с усмешкой, — А ты не знаешь, когда он мылся в последний раз? Месяц назад, два, или полгода? А когда он в последний раз стирал свою одежду?
— Можно подумать, ты ни разу еще не видела старых Воронов.
— Видела, — сказала я, — но никто из них мне не «нравился».
Мы оба замолчали. Властитель Квест через весь стол спросил у кейста, правда ли, что тот родом из крепости Орла? Кажется, он знаком с его родителями, ведь его отец — кузнец Радгар, разве нет? Кейст повернул к властителю свое грубое, изрытое оспинами лицо; его кошачьи зеленые глаза сверкнули.
— Нет, — сказал он отчетливо, — я родом из деревни под названием Колодцы. Она очень маленькая, поэтому вы, наверняка, о ней не слышали.
— Давно ты знаешь дарсая? — тихо спросила я у веклинга, словно не обратив внимания на стычку между кейстом и отцом Ольсы: вмешиваться мне не хотелось.
Веклинг молча вертел серебряную ложечку; он и за обедом не снял своих довольно грязных перчаток. Лицо его, тонкое, смуглое, имело какое-то странно интимное выражение; он смотрел на тающее мороженное, наконец, сказал печально:
— Он меня вырастил.
На этом наш разговор и закончился.
Ольса первая встала из-за стола. За ней поднялись и все остальные, зашумели отодвигаемые стулья, и более громкие, чем за столом, голоса зазвучали вразнобой. Старший веклинг встал раньше меня и, не оглядываясь, пошел наверх. Я смотрела ему вслед со слабой улыбкой, но думала я не о нем.
После завтрака я поднялась в свою комнату и села на сиреневую кровать, подогнув под себя одну ногу. Потом потянулась и позвонила. И сидела в тишине, пока в коридоре не послышались быстрые шелестящие шаги и не раздался стук в мою дверь.
— Войдите, — крикнула я.
Зашла высокая худощавая девушка в зеленом простеньком платье с растрепанной светлой косой. Я попросила принести бумагу, перья и чернила. Она кивнула, слегка поклонилась мне и ушла.
Скоро все требуемое принесли. Я пересела за письменный стол и разложила перед собой белые листы, несколько оточенных перьев и маленькую изящную чернильницу. Пора было написать хэррингу, но я никак не могла собраться с мыслями. Я сидела, покачиваясь на стуле, и бездумно смотрела на белый лист бумаги. Солнце светило мне в спину, желтый прямоугольник ложился на стену передо мной. А я качалась на стуле, как нерадивая школьница, и никак не могла заставить себя думать.
Солнце было такое яркое, что казалось, будто вернулось лето. Стук в дверь пробудил меня от дурацких мечтаний. Вошел кейст — воплощение реальности, высокий, крупный, в мешковатом свитере. Сел на край стола.
— Чего тебе? — сказала я недовольно.
— Что будем делать?
— Ничего, — сказала я вяло, — Ждать. Если они уедут, мы поедем за ними. Если останутся, мы тоже останемся. Пока отдыхайте, за девками только не бегайте. И присмотри за мердом. Обрюхатит какую-нибудь служанку, мне потом расхлебывать… Я думала, вы сцепитесь с Воронами, но этого, похоже, не предвидится? — добавила я, вопросительно глядя на кейста.
Он кивнул.
— Неплохие они ребята, — сказал он после непродолжительного молчания, — с такими и в бой, и по бабам.
Его рябое лицо было совершенно серьезно при этих словах, а я чуть не засмеялась. Да-а, у этих мужчин есть только два критерия хороших отношений: "в бой" и "по бабам". Нет, что в бой с ними — это я еще понимаю, но по бабам с Воронами…Мм…
— Да? — с усмешкой сказала я, высказывая ту мысль, которая мне самой со вчерашнего вечера не давала покоя, — А представляешь, встретимся потом на Границе. Здесь ты с ними — по бабам, а там — головы им рубить будешь? Ты так сможешь?
— А ты?
— Ну, не я же с ними по бабам собираюсь.
— Это я так, — смущенно отозвался кейст, — Гипотетически…
— Гипотетически… Ладно, иди отсюда, хватит мне голову морочить.
Он ушел, а солнышко все светило мне в спину, мешая думать. Я окунула перо в чернила и подняла над чернильницей, наблюдая, как стекают с него черные блестящие капли. Господи, ну что же написать?
"Вороны в крепости Ласточки. Дарсай, два веклинга, хонг. На Севере чаще стали вспоминать о нильфах. Вероятно, визит Воронов связан все-таки с нильфами: они уклоняются от ответа на прямо поставленный вопрос, но и не отрицают. Это говорит о многом, не так ли?
Тцаль двенадцатого отряда"
Но я не упомянула о том, что дарсай покинул крепость одновременно с Марлом. И как они только в конюшне не столкнулись?
Я только успела запечатать письмо, как в комнату вошла Ольса. Хотя мы расстались всего час назад, мне показалось, что я не видела ее целую неделю, причем всю эту неделю она непрерывно билась в истериках и только сейчас смогла успокоиться. Она вошла очень тихо, совсем не так, как ходила обычно, и встала возле двери. Обычно бледное ее лицо стало совсем бескровным, только на скулах горели алые пятна. Не видно было, чтобы она плакала, глаза ее были сухи и на щеках не было следов слез. Ольса стояла, прижав руки к груди и тяжело дыша; несколько раз она порывалась что-то сказать, лицо ее оживлялось, приоткрывались губы, но тут же порыв ее гас. Наконец, она заговорила.
— Эсса, пойдем со мной.
Выражение ее лица и голос были таковы, что я даже не возмутилась на ее «Эсса», я даже не заметила, что она снова назвала меня этим именем. Но я не была встревожена, скорее просто удивлена: так можно удивиться, узнав, что у маленького глупого ребенка может быть большое взрослое горе. Ольса в моем понимании была именно таким ребенком, не способным на действительно сильные переживания и пребывающим в своем глупом и простом мире.
— Что случилось, Ольса?
Она прикусила нижнюю губу и просительно глянула на меня.
— Пойдем, пожалуйста.
Я вздохнула, отодвигаясь от стола, и встала.
— Хорошо, — сказала я, — Пойдем.
Ольса повернулась и исчезла за дверью.
Что бы там ни случилось, мое согласие пойти с ней явно ее подбодрило, и к ней вернулась уверенность движений. Слегка нагнув голову, Ольса пошла по коридору своим обычным широким шагом, не оглядываясь на меня и не заботясь о том, успеваю ли я за ней (я не успевала, где уж мне, коротышке). В пустом коридоре смешно звучали наши шаги: тук-тук, бум-бум-бум. Ольса свернула на главную лестницу и на миг отразилась в роскошном зеркале на лестничной площадке. Она была встревожена, но не забыла аккуратно приподнять подол платья, чтобы он не подметал ступени. Наконец, я не выдержала:
— Ольса, да что случилось?
Голос ее прозвучал неуверенно и сбивчиво:
