Мара не сразу сумела разобраться в услышанном.
— Насколько мне известно, твои соплеменники не забывают прошлого, — недоуменно произнесла она.
Королева с готовностью уточнила:
— Данное нами слово не нарушается. Потому-то люди на протяжении многих лет одерживали над нами верх. Любая война заканчивалась договором, который мы, по природе своей, неукоснительно соблюдали. А людям неведомы внутренние запреты. Они сплошь и рядом жертвуют честью — и не умирают. Мы наблюдаем их странные нравы, но сами не можем…
— Это равносильно смерти! — Мару поразила неожиданная догадка. — Ты хочешь сказать, что, нарушив обещание, вы не сможете дальше жить?
Королева утвердительно кивнула:
— Именно так. Мы связаны данной клятвой, она неразрывно соединяет нас с памятью улья, на которой держится наше благополучие и вся наша жизнь. Для нас обещание — что для людей стены и цепи. Нет, гораздо больше. Если мы восстанем против этих оков, на улей обрушится безумие, а за ним — смерть, ибо мы перестанем принимать пищу, размножаться и защищаться. У нас думать — значит действовать, а действовать — значит думать. В вашем языке нет слов для выражения этих неразрывных понятий.
У Мары подогнулись колени. Она осела на голую землю; только доспехи скрипнули в тишине. Никогда еще в ее голосе не звучала такая униженность:
— Но я не знала…
Королева даже не пыталась ее ободрить:
— Так говорят все люди, которые в конце концов осознают свое заблуждение. Впрочем, это ничего не меняет. Ты не приносила клятву соблюдать условия договора о Запретном. Тебе не дано нарушить то, что тебя не связывает. Нарушить древний обет могут только чо-джайны да Ассамблея.
Мара проклинала свою гордыню и суетность. Она возомнила, что отличается от других властителей; она решила, что знает все о своих друзьях чо-джайнах, и навлекла на них неслыханную жестокость.
Совет Чаккахи понадеялся на нее — и, по всей видимости, напрасно. Она содрогнулась от мысли, что со временем маги, которых она уговорила приехать в Империю, неизбежно узнают о ее роковой ошибке.
Сколько раз Ичиндар, будучи у власти, страдал от своих человеческих слабостей, когда они становились причиной несчастий для его подданных? Мара сжалась от стыда. А ведь она мечтала увидеть своего сына на золотом троне — ей казалось, это спасет ему жизнь.
Как же она оказалась близорука, если собиралась возложить бремя ответственности, непосильной даже для нее самой, на хрупкие детские плечи!
— Маги будут вам мстить, — промолвила она после длительного молчания и робко взглянула на королеву. — Что вы станете делать?
Исполинская правительница осмотрела ее с каким-то странным выражением.
— Некоторые из нас умрут, — ответила она с безыскусной прямотой, свойственной ее племени. Этот улей погибнет первым, поскольку здесь тебя укрыли и выслушали.
— А разве нельзя отсюда сбежать? — Мара надеялась услышать хоть одно слово надежды или ободрения, убедиться, что не все еще потеряно для этих существ, чью дружбу она пронесла через трудности и невзгоды.
Королева согнула переднюю конечность, столь похожую на человеческую руку,
— видимо, у чо-джайнов это было равносильно пожатию плечами.
— Я и так нахожусь в самой глубокой пещере этого улья. Меня нельзя переместить ни в какое другое место. Как только королева начинает откладывать яйца, она теряет способность двигаться. По крайней мере, здесь я продержусь до последнего. Ваши Всемогущие могут уничтожить мое тело, но разум улья сохранит мою память. Наш разум попадет под защиту другого улья; как только вылупится новая королева, разум возродится вместе с нею.
Весьма слабое утешение: остаться в памяти на веки вечные. Но она опасалась худшего: чо-джайнам, которые жили в Империи пленниками, грозило полное истребление, не оставляющее даже памяти. Как тут было не вспомнить, с каким доверием отнесся к ней Совет Чаккахи. Мара едва сдерживала рыдания. Но ей не пришлось долго сокрушаться о своей виновности и предаваться дурным предчувствиям. Королева склонила голову набок, словно прислушиваясь.
Правительница и ее подданные обменялись пронзительным отрывистым жужжанием. Потом, они умолкли как по команде. Работники и воины вышли, а королева сделала какой-то жест гостье.
— Что случилось? — спросила Мара, страшась услышать ответ.
— Прибыли Всемогущие, — сказала королева. — Тридцать посланников окружили вход в мой улей. Нас ложно обвинили в нарушении клятвы. Теперь они требуют твоей выдачи.
— Я сама выйду к ним, — решила Мара, невзирая на охвативший ее озноб. — Больше я не причиню вам никаких бед.
Королева чо-джайнов отрицательно помахала «рукой»:
— Ты здесь не пленница. Мы не нарушили ни одной клятвы. Это ты провезла через границу магов, но в договоре не сказано, что нам запрещено тебя принимать. Ты вольна уйти или остаться. Черные Хламиды вольны прийти и забрать тебя с собой. Нас это не касается.
Мару поразили такие речи, но она молчала, боясь наделать новых ошибок. Наконец, тщательно взвешивая слова, она произнесла:
— Если я предпочту не даваться им в руки, посланники Ассамблеи могут это неверно истолковать. Они заподозрят вас в соучастии и потребуют возмездия.
На королеву это не возымело никакого действия.
— Если даже ты права, их подозрения будут неоправданными.
Маре казалось, что почва уходит у нее из-под ног.
— От этих неоправданных подозрений могут пострадать твои подданные.
Королева не дрогнула:
— Да, мои подданные могут пострадать. Но это ни в коей мере не подтвердит правоту магов. Мы соблюдали все условия договора, как нам положено природой. Если же маги, как свойственно людям, сделают неверный шаг, это будет их ошибка, которая им и отзовется.
Мара не смогла полностью охватить смысл этих слов. У нее в душе зародилась искра надежды, но вместе с тем закралось сомнение: уж не собираются ли чо-джайны намеренно подтолкнуть магов к опрометчивому решению?
Она собралась с духом, чтобы задать вопрос, но в этот миг земля содрогнулась от страшного взрыва. Мара не устояла на ногах и с криком рухнула на пол. Над ней метались молнии и сполохи огня.
У королевы вырвался яростный вопль:
— Маги пошли на приступ! Они разрушили улей! Договор разорван, нас больше ничто не связывает! — Дальше она зажужжала на своем языке, отдавая приказы подданным.
Удушливый чад обжег Маре горло. Из глаз потекли слезы, кожа нестерпимо горела. «Джастин, Касума, — мысленно повторяла она, — я не сумела вас защитить…»
Последняя ослепительная вспышка сменилась непроглядной тьмой.
Мара больше не сдерживала крик. Ее мир провалился в небытие. Сила тяжести больше не вдавливала ее в земляной пол. От ожогов начался озноб.
