Мару объявили врагом, и ее союзникам запретили оказывать ей помощь. Цуранская выучка сработала: воины Хокану повиновались.
— Имперские Белые… — задумчиво проговорила Мара. — Они-то будут обороняться. Кто, помимо Хокану, может ими командовать?
Вместо ответа ей показали просторный кабинет, где происходил военный совет. Мара распознала фигуры, собравшиеся вокруг властителя Шиндзаваи, и с радостью обнаружила присутствие в этом кабинете Аракаси, тихого, как тень, и весьма хмурого. Рядом с ним был первый советник Шиндзаваи, Догонди, с непримиримо-суровым лицом; он вел горячий спор с человеком, в котором Мара с изумлением распознала Чимаку, первого советника Анасати.
— А Чимака-то что здесь делает? — вырвалось у нее непроизвольно.
Маги показали ей новые картинки: поляна в лесу, где Хокану все сильнее закручивал кожаный ремешок, в конце концов задушивший Джиро. Поблекший цвет и дрожание картины служили признаком того, что наблюдаемая сцена происходила не сейчас, а в прошлом. Мара видела, как обмяк Джиро в могучих руках Хокану. Властитель Анасати был мертв!
И все-таки, если судить по первой показанной ей сцене, Кентосани осажден неприятелем.
— Кто возглавляет осаждающих? — задала она следующий вопрос.
Предыдущее изображение померкло. Теперь взору Мары явились отряды воинов, осадные орудия и военачальник в доспехах цветов клана Омекан. Наружные стены во многих местах были разрушены, и там зияли огромные проломы. Теперь бой шел уже за обладание Имперским кварталом, и по плюмажам воинов, обороняющих стены, можно было определить, какие части сражались за резиденцию императорской семьи: Имперские Белые и воины еще одного дома. Мара с изумлением разглядела пурпурные с желтым цвета дома Ксакатекас.
— Хоппара в Кентосани?
— По настоянию его матери, госпожи Изашани, — уточнил один из магов. — Тот, кого ты называешь Хоппарой, походным броском достиг Кентосани до начала штурма и организовал Имперских Белых для обороны. В клане Омекан знают о смерти Джиро, но мечтают осуществить план Анасати в точности так, как было задумано, только в своих собственных интересах. Так что у тебя все еще имеется враг, готовый прорваться к вершинам власти по трупам твоих детей.
Мара прикусила губу. Ее собственная армия — если она избежала повальной гибели и если маги уже не запретили ей выступить в поход — будет слишком далеко на юге, чтобы ударить по войску, штурмующему Имперский квартал. Прочие ее союзники, вероятно, разбежались или отсиживаются где-то из опасения, что гнев Ассамблеи может пасть и на их головы.
Должно быть, растерянность легко читалась на лице Мары.
— Госпожа, — голос мага вывел ее из тяжелых раздумий, — ты не осталась без армии. Каждый воин из народа чо-джайнов в пределах Цурануани готов тебе служить.
— Как это может быть? — сухо спросила Мара. — Королева улья, который был принесен в жертву, уверяла, что чо-джайн вообще не способен нарушить обещание. Воины, которых ты предлагаешь для защиты моего дела, некогда уже присягнули на верность другим властителям. Ваш народ связан договорами о службе… и действие некоторых из них длится уже многие поколения.
Маги защелкали и зажужжали; Мара уже знала, что так чо-джайны смеются.
— Уже не связан, — сказал один.
— Закрой глаза, — скомандовал другой. — Позволь нам показать тебе кое-что.
Окрыленная новой надеждой, Мара исполнила команду. Она увидела сухую равнину, где сошлись в сражении отряды двух захолустных властителей. Толстый молодой человек в доспехах геральдических цветов дома Экамчи распекал одного из своих сотников.
— Да быть такого не может, чтобы они ушли с поля! — орал он, разрубая воздух мечом в опасной близости от лица своего старшего советника. — Эти чо-джайны обязаны соблюдать вассальную верность и мне, и моему отцу!
Сотник покачал головой, сохраняя традиционно невозмутимое выражение:
— А они говорят «нет», господин.
— Как это «нет»? — Лицо у сына Экамчи побагровело под шлемом. — Их порода
— это все равно что рабы! Они никогда не нарушают союзный договор!
— А вот теперь нарушают.
Отвернувшись от своего командира, сотник угрюмо наблюдал, как ряд за рядом воины чо-джайны выходят из боя и быстрым шагом покидают поле.
— Этого не может быть! — возопил сын властителя Экамчи. Он сорвался с места, побежал и преградил путь сотнику чо-джайнов, выстраивающему свою колонну. — Вы предатели! Клятвопреступники!
Офицер чо-джайнов ответил звуком щелчка, который прозвучал крайне презрительно, равно как и последующие слова:
— Три тысячи цинтий в металле и в драгоценных камнях переданы в казну твоего отца. Такова была цена, некогда выплаченная за нашу службу. Все прошлые сделки и союзы расторгнуты; все расходы возмещены.
Экамчи-младший начал было шипеть и брызгать слюной, но поневоле попятился, когда офицер чо-джайнов пригнулся, приняв угрожающую позу готовности к атаке.
Мара открыла глаза, даже не пытаясь сдержать смех.
— Вот будет сюрприз для большинства властителей, когда они узнают, что чо-джайны — это нечто большее — или, возможно, меньшее, — чем просто честные торговцы.
— Людям предстоит многое узнать о нашем народе, — деликатно согласились маги из Чаккахи. — Старые порядки утратили силу. Даже Ассамблея не сможет навязать нашему народу другой договор — вроде прежнего, закабалившего нас на тысячелетия. Тогда наша магия не была еще достаточно развита для оборонительных целей. Можешь быть уверена: в странах за рубежами Империи мы смогли избавиться от этой слабости.
Мара уловила опасный блеск в глазах магов Чаккахи. Традиции сломаны, опасность носится в воздухе, и наступает час, когда она должна использовать любые имеющиеся у нее преимущества, чтобы обеспечить мир и покой на следующие века. Она подавила внутренний трепет и приступила к делу:
— До того как Ассамблея успеет вмешаться, нужно разослать депеши и принять необходимые меры, чтобы подкрепить притязания Джастина на золотой трон. Если мы хотим успеть, нельзя терять ни секунды.
***
Мара ждала, пытаясь преодолеть глубоко засевший в душе страх. На голове у нее высилась сложнейшая прическа, для чего понадобилось зачесать волосы наверх, часть прядей свернуть в кольца, а остальные — заплести, и все это тщательно закрепить с помощью шпилек из драгоценного металла. «Золотые шпильки подумала она, усмотрев в этом некий символ своих устремлений к геральдическому золоту императорских регалий, но тут же спохватилась и упрекнула себя за самонадеянность и высокомерие, которым невольно поддалась. И сразу же она почувствовала себя так, словно стала меньше ростом, и на смену дерзкой решимости пришла неуверенность. И все-таки сейчас не было места полумерам: на кон было поставлено единство Империи и благополучие населяющих ее народов.
