Во рту было сухо, как в баночках с сыпучими реактивами. Особенно Маше понравилось соединение меди - ярко-малиновое. В глубине полки виднелся небесно-голубой порошок, но добраться до него она так и не успела: вошёл Провизор. Да и зачем ей этот порошок.
- Понимаете, - сказала Маша тоном, словно бы отчитывала нерадивого ученика. - Демона с два я бы решилась на это. Мне страшно умирать. Я боюсь того момента, когда захочется обратно, а повернуть уже ничего не сможешь.
Она трудно сглотнула и посмотрела в окно, на проплывающие мимо поля. Если они будут ехать ещё долго, она успеет всё рассказать. Если нет, то и начинать не стоит.
- Нам ещё долго?
- Почти приехали, - неожиданно откликнулся водитель. Как будто бы он был случайным попутчиком, а Маша попросила подбросить её до ближайшей окраины города.
За дрожащей стеной метели проглядывались чёрные кубики домов. Он помолчал и спросил:
- Ты хотела умереть?
Или убить. Тогда она уже не помнила, что пришло первое. Солнце, промелькнувшее за тучами, ударило в глаза лучом. Маша сидела на подоконнике в своём кабинете и понимала, что способна. Уже способна.
Что будет сжимать и разжимать пальцы, хватая плотный воздух, который никак не желал просачиваться в горло. Она подойдёт к зеркалу на стене и спросит у своего отражения:
- Неужели ты не можешь отпустить?
И поймёт, что уже отпустила. Вот только дело не в этом.
Дело не в Луксоре. Дело в том, что она может убивать.
Хочет.
Есть боль, которая смывается только кровью. Есть слёзы, которые падают на белую ночную рубашку - в запертой ванной - и не высыхают. Есть крик о любви, который не вырывается из горла, подступает колючим комом и хрипит в лёгких.
- Я люблю его, Вселенский разум, я до того люблю его. За что он так поступил со мной?...
- Ты хотела умереть?
Маша схватилась за горло, пытаясь сдержать судорожный болезненный порыв.
- Останови машину, мне плохо, - голос прозвучал совсем по-чужому. - Останови.
Он послушался, может и правда так дико и призрачно выглядела побледневшая вдруг Маша - она уловила своё отражение в зеркале заднего вида. Маша зашарила рукой, пытаясь открыть дверцу.
Когда она выпала из душного салона машины на заснеженную обочину, тошнота ещё два раза сжала горло и отпустила. Маша стояла на коленках, чувствуя, что замерзает, и вдыхала свежий воздух.
- Нормально? - краем глаза она заметила слева силуэт похитителя, но оборачиваться к нему сил не осталось.
Маша помотала головой, понимая, что этот жест можно понимать как угодно. Он протянул ей руку, а она, уцепившись за чужую влажную ладонь, поднялась и упала, снова поднялась. На джинсы налип мокрый снег.
Было холодно. Он оставил открытым окно, поэтому по дому носился ветер, и снежинки не таяли на ладонях.
Закрыли окно и долго сидели на кухне - прямо в одежде, дожидаясь, пока на старенькой газовой плите согреется чайник. Маше всё равно чудился ледяной ветер, он пробирался под куртку. Сидели в молчании. Как два знакомых, которым вдруг оказалось не о чем разговаривать.
Маг задумчиво достал из кармана пальто пистолет, положил его на стол рядом с собой. Зима пахла тревогой. Пахла криком. Чайник всё никак не закипал.
- Ты не думай, - сказал вдруг он, проводя пальцем по лакированной столешнице. - Я тебе зла не хочу. Только знаешь, я всё сделаю. Так надо. Мне без этого полная крышка. Ты прости.
Маша трудно сглотнула, понимая, за что он просит прощения сейчас - за возможное исполнение своих самых страшных угроз. В ожидании горячего чая будничным тоном выдаёт: не обижайся, но я убью тебя.
Нет, не будничным. Он царапает лакированную столешницу. Он отбивает ногой постоянно сбивающийся ритм.
- А мне всё равно, - он поднимает глаза, и ветер шевелит его растрёпанные тёмные волосы - из окна всё же дует. - Мне уже не выбраться. Уже никак.
И в его голосе проступает истерика.
Он протягивает руку вперёд, как будто хочет поймать её пальцы, но в самый последний момент не решается, и на его запястье, из-под задравшегося рукава пальто выбирается чёрный символ - спираль ветра.
И закипает чайник.
Иногда приходил сон, но даже в нём Маша осторожно сползала с кровати, кралась к двери, пряталась за выступающим на половину прихожей шкафом и дёргала засов. Тяжёлый засов не поддавался во сне. Она дёргала за него снова, лопатками ощущая, как за спиной поднимается на неё дуло пистолета, и просыпалась.
Маша несколько секунд успокаивала колотящееся сердце, глядя в вылинявший от солнца ворс настенного ковра, поправляла одеяло и прислушивалась. Нет, он по-прежнему сидел за столом, изредка щёлкая по кнопке компьютерной мыши.
Он и понятия не имел, что Маша, которая отправилась "полежать" сразу после скромного чаепития, строит планы побега. Ключи от машины он оставил в кармане куртки, а куртка висела прямо рядом с дверью. А в прихожей можно спрятаться за выступающим шкафом. Маша пошевелилась под душным одеялом. Ни куртки, ни сапог она так и не сняла, сначала - из-за морозного ветра в окно.
Он изредка щёлкал кнопкой мыши, а Маша даже не знала его имени. Мерно гудел процессор, как будто шумела за окном метель. Но метель, засыпав снегом их следы, улеглась спать в виднеющемся из окна овраге.
- Как тебя зовут? - спросила вдруг Маша, проводя пальцем линию по ворсу ковра, по белой ленте на красном фоне. Ворс приминался под её пальцем.
Маг оторвался от компьютера и обернулся к ней: Маша почувствовала это затылком.
- А тебя... как? - кажется, как будто в комнате темнеет, и из оврага поднимается метель. Восстаёт, как из мёртвых, стряхивает с себя сухие листья и воробьёв.
- А меня зовут Орлана, - чуть слышно произнесла Маша и закрыла глаза. Ворс на ковре был примят, там теперь было написано имя.
Маг молчал, словно вообще не расслышал её слов. Маша закрыла глаза и вывела на ковре ещё одну букву. Первую букву своего имени. Он поднялся, ножки стула заскрипели по деревянному полу. Шагнул к двери, но тут же, словно передумал, остановился.
- Ты хочешь меня обмануть и сбежать. Не может быть такого. Не может.
Маша отбросила угол старого зелёного одеяла и повернулась к нему. Поднялась на локте.
- Просто скажи. Зачем ты это устроил, - она потянулась, поймала его за рукав и снизу вверх уставилась ему в глаза, не просительно, насмешливо и жутко. Мама всегда пугалась такого её взгляда.
Из оврага поднималась метель и швыряла в окно снегом, как будто говорила - замолчи.
- Я ушёл из "Белого ветра". А ты не Орлана, ты вообще не магичка, - маг дёрнул руку, и она выпустила его рукав.