— Ты видела, какое там небо? — спросил он.
— А какое небо?
— Тебя привели сюда раньше, чем все случилось?
— А что случилось?
— Неважно. Просто погода испортилась.
— Когда я пришла во дворец, погода была прекрасная.
— Кто же тебя привел?
— Слуги из официи начальника священных покоев. Сначала я испугалась их, но они были так изысканно одеты, у них были печати, поэтому я пошла с ними.
— Я волновался за тебя.
— Они сказали, ты знаешь, куда меня отведут.
— Неважно. Кажется, ты уже устроилась?
— И еще как! Разве здесь не чудесно? Какое прекрасное место! Пол теплый, как кошка, взгляни на одежду, которую приготовили для тебя. Даже мой отец мечтать не мог о таком великолепии. Мой умный-разумный муженек! Я знала, что однажды тебя ждет награда!
Беатрис указала на кушетку, где лежал богатый наряд темно-синего цвета, но без воротника. Воротник полагался только особам королевской крови. Он был рад, что благородное происхождение Беатрис не было оставлено без внимания. Ему приготовили также льняное белье и туфли из синего шелка, отделанные золотой парчой.
— А это что? — спросил Луис у евнуха. Он рассматривал новое платье. На спине золотыми нитками была вышита эмблема: Иисус, изгоняющий демонов и вселяющий их в стадо свиней. Послание от препозита с указанием, что ему следует делать, читалось ясно.
— Знак принадлежности к официи, господин, все слуги начальника священных покоев носят такую эмблему.
— Ты можешь передать начальнику священных покоев несколько слов?
— Да, господин.
— Можешь сказать ему, что я немедленно должен увидеться с ним лично?
— Да, господин.
— Вечно ты только и думаешь что о работе, Луис, — сказала Беатрис. — Посмотри на все эти чудесные вещи. Подумай, как нам повезло, какой ты умный, что сумел переселить нас сюда. Ты можешь принять ванну, дальше по коридору устроена чудесная теплая ванная комната. Попробуй, Луис.
— Попробую. Я слышал о подобных удобствах, но никогда не видел собственными глазами, — сказал он, приближаясь к Беатрис и отрывая от грозди виноградину. — Понадеемся, что я смогу и прижиться здесь. — Ради нее он улыбнулся.
— Сможешь. Я знаю, что ты сможешь, Луис, — ответила Беатрис. Она казалась такой оживленной, такой радостной, что наконец-то покинула зловонную лачугу на берегу. Он поцеловал ее, не обращая внимания на слугу в комнате.
— Все для тебя, — сказал он, — ради тебя смогу.
Глава одиннадцатая
Битва Змееглаза
Змееглаз казался себе сильным и непобедимым в армянском доспехе, с греческим мечом на поясе, с закинутым за спину щитом всадника-стрелка. Он почти не снимал доспехи с тех пор, как получил их. Император не стал задерживаться в Константинополе и отправился в Битинию на востоке, едва успев с триумфом въехать в город. Его внимание переключилось с мятежников на арабскую угрозу.
Переводчики с арабского были теперь нужнее переводчиков со скандинавского, и Змееглаз остался при огромном варяжском войске, размещенном за стенами города, дожидаться указаний императора, которому предстояло решить, где теперь будут полезны северяне. Поначалу Змееглаз наслаждался своим новым положением посредника, он разъезжал между лагерем Болли Болисона и его воинов и многочисленными официями города, решая проблему продовольствия. Трудность заключалась в том, что армия Болли Болисона была велика, неугомонна и считала себя обделенной. Им же обещали сверкающие улицы Константинополя, этого Асгар- да на земле, места, достойного богов, не говоря уже о людях. Вместо того их оставили на промерзшем берегу под черным небом.
Змееглаз довольно скоро понял, что его положение — доверенного лица императора и Болли Болисона — доставляет одни неприятности. Люди переоценивали его влияние, спрашивали, почему им не разрешают входить в город, почему так мало вина и так далее. Они даже заявили, что он обязан достать для славных победителей шлюх покрасивее, и предложили составить ему компанию, чтобы он не промахнулся с выбором.
А потом начался дождь, такой же неистовый ливень, как и тот, что поливал поле боя под Абидосом. Если до сих пор воины только ворчали, то теперь принялись сетовать вслух, даже роптать. К тому моменту как дождь прекратился, их лагерь превратился в болото.
Змееглазу повезло и не повезло одновременно. Он был в городе, пытался договориться о поставке свинины варягам, когда хлынул дождь. Сквозь завесу воды было невозможно что-либо разглядеть уже в пяти шагах от себя, и мальчик остался там, где был, — торговец постелил ему в чулане.
Поэтому на следующее утро Змееглаз явился в лагерь сухой и чистый. Он добрался до палатки, рядом с которой его отец устроил кузнечный горн, на самом деле просто выкопал яму в земле. Тут же сидел рослый викинг, ожидая, пока кузнец наточит ему боевой топор. Рядом с викингом стоял сын, того же возраста, что и Змееглаз, однако у него уже пробивалась жидкая бородка, на поясе висел топор, и, судя по порезу на ухе, он уже испытал, что такое битва.
— А ты совсем не промок, — заметил отец Змееглаза.
— Непогода застала меня в Миклагарде. Один купец пустил меня переночевать в своем чулане.
Рослый викинг презрительно фыркнул.
— Ты считаешь, что я должен был сидеть и мокнуть под дождем?! — вспыхнул Змееглаз.
Викинг ничего не ответил.
Змееглаз схватился за рукоять меча.
— А вот это не самый разумный поступок, — заметил рослый викинг.
— Не очень умно фыркать себе под нос, и просто трусость — молчать о том, что у тебя на уме!
Слово «трусость» прозвучало громко. И подействовало подобно магическому заклинанию. Все звуки в лагере затихли. Мужчины перестали разговаривать. Те, кто шел мимо, остановились, дожидаясь развязки. Одна женщина, выбивавшая коврик, уронила его к ногам и уставилась на них.
— Еще больший дурак тот, кто называет молчание трусостью. Ты ездишь к своим греческим хозяевам, ты пользуешься всем, в чем отказано твоим сородичам, у тебя есть укрытие от холода и проливного дождя под этим небом Хеля. И я молчу. Но назови меня трусом, и я поправлю тебя.
Змееглаз выхватил меч. Сын викинга уже взялся за топор, хотя сам викинг только усмехался в лицо сыну кузнеца.
— Ты мальчишка, поэтому глупость тебе простительна. Извинись сейчас же, а твой отец просто сделает для меня работу бесплатно в знак примирения. Иначе ты умрешь.
— Отец, ты ведь не позволишь ему уйти просто так! — воскликнул сын рослого викинга.
— Мне и не надо ничего позволять, — сказал Змееглаз. — Идите сюда, вы оба, и та шлюха, с которой ты зачал своего ублюдка, будет сегодня рыдать!
