Ремаш кивнул, оставаясь бесстрастным за своей украшенной золотом и серебром маской.
— Собираетесь использовать эльфов?
— Что бы ни намеревалась рассказать мне Мельсендре, теперь этого не использовать, — Гаспар показал большим пальцем назад на тлеющие остатки склада. — Но долийский шпион и эльф-убийца, оба работающие на Селину? — задумчиво произнес Гаспар, забираясь обратно в экипаж. — Дыхание Создателя, если я не придумаю, как этим воспользоваться, то я не достоин престола.
Молва раздула угли восстания в трущобах Халамширала.
Жестокость аристократов не была в новинку. Каждый эльф в городе знал, что нужно опускать взгляд, когда идет человек. Эльфийки с младых ногтей постигали, насколько может быть опасно ходить в одиночку и даже просто выглядеть слишком красиво. Эльфийские торговцы знали, как торговаться так, чтобы дворяне платили хоть немного, и притом не переусердствовать, ибо тогда их дома будут преданы огню.
Никто этого не любил, но об этом все знали, мирились с этим, и принимали как часть устройства мироздания.
Однако смерть Лемета стала последней каплей.
Лемет был хорошим парнем, как говорил его друг Трен и другие торговцы. Он честно работал, содержал дом в чистоте и даже вел дела с дворянскими извозчиками благодаря своим низким ценам и добродушному, уважительному обращению. У него был спокойный характер и легкий смех, и он частенько покупал выпивку друзьям. Лемет не был каким-то мусором из сточной канавы, говорили они, а люди лорда Мансерая убили его, расчленили и развесили части тела по всему городу, будто он был распоследним преступником. Если они могут сотворить такое с хорошим эльфом вроде Лемета, который никогда не доставлял неприятностей, что же они сделают с остальными?
Воры говорили, что Лемет погиб, защищая гонца. Что бы он ни делал для заработка, сердце его было истинно эльфийским, а шемы, которые прирезали его, как собаку, пытались доказать каждому эльфу в трущобах, что улицы принадлежат им. Тогда-то люди и узнали, что на дороге всегда найдется камень для броска.
Жинетт и остальные сочувствующие говорили, что Лемет пришёл вечером в таверну поболтать о старых временах. Не важно, что было сказано в тот вечер в таверне, но он слышал о временах, когда Халамширал был домом эльфов до того, как сюда вторглись люди и нарушили покой. Он слушал, а когда аристократы, чьи предки сожгли дом эльфов дотла, попытались убить невинного ребенка, Лемет храбро заступился за него. Какой эльф не поступил бы так же?
Граф Пьер из Халамширала, который потворствовал деятельности лорда Мансерая ровно до тех пор, пока она не причиняла вреда никому из людей, приказал увеличить количество патрулей в городских трущобах. Нескольких запоздавших с возвращением домой эльфов поймали и избили стражники. На следующее утро тех стражников нашли мертвыми на рыночной площади с отрезанными ушами на манер наказания эльфийских бандитов.
Граф Пьер отправил в трущобы своих шевалье, чтобы приструнить непослушных. Они убили десятерых эльфов, недостаточно разумных, чтобы остаться дома, а на следующий день проснулись и обнаружили, что кто-то прикончил их конюхов и перерезал глотки лошадям.
Леди Элспет уведомила лорда Мансерая, что его визиты в поместье её семьи более не приветствуются, так как его неотёсанное поведение настолько взбудоражило простой люд, что слуги леди Элспет лишились возможности добывать свежие ягоды для её любимых пирогов. Когда лорд, кипя от злости, возвращался в своё имение, брошенный кем-то камень влетел в открытое окно экипажа и расквасил ему нос.
Те дворяне, что были помудрее, съехали на осенние праздники в свои пригородные поместья. А те, что поглупее, усилили стражу.
Так, медленно, но верно, весть разлетелась от Халамширала по всему Орлею.
Для Селины же недели после провального гамбита Гаспара проходили легко и приятно. Она подписывала дипломатические документы, просматривала отчеты, проводила аудиенции для ищущих покровительства изобретателей и художников, планировала бал в честь Верховной Жрицы, где могла бы пообщаться с дворянами и добиться некоторого прогресса в разрешении напряжённой ситуации между храмовниками и магами.
От рыжеволосой представительницы Верховной Жрицы всё не было никаких новостей. Ни отказа, ни подтверждения, и от этого молчания у Селины в животе всё завязывалось в узел. Она снова лежала без сна, глядя на рассвет, а рядом с ней на кровати свернулась Бриала.
Орлею нужен ещё один Мор, думала она. Не то, чтобы он бы серьезно помог, да она никогда бы и не пожелала таких масштабных разрушений своей империи. Но Мор был бы, по крайней мере, проще. Собираешь всех, кто может сражаться, бросаешь их в бой с порождениями тьмы и надеешься, что Серые Стражи уничтожат Архидемона. Политика отодвигается в сторону, пусть и не сразу, но постепенно — истории вокруг того неразумного вероломства Логэйна Мак Тира по отношению к Серым Стражам и попытки захватить власть во время последнего Мора в лучшем случае сбивали с толку, но ведь даже дикие ферелденские арисоткраты смогли объединиться.
Если из Предела Бездны вдруг полезут порождения тьмы и начнется новый Мор, успокоится ли Великий Герцог Гаспар и использует ли все свое непревзойдённое военное мастерство в битве с врагом, который того заслуживает? Обратят ли храмовники и маги свою ярость на порождений тьмы?
Селина вздохнула. Как бы просто это ни звучало, она знала, что новый Мор разорвёт Орлей на части вернее, чем любые гражданские распри. Более того, каждый Мор влечёт за собой уничтожение культур и утрату знаний. Во время войны не строят библиотек. Её университет, дворяне, учащиеся мыслить критически вместо бездумного следования по стопам отцов, простолюдины и даже эльфы, медленно пробивающие себе путь к знаниям... Всё это будет отброшено ради борьбы за жизнь.
— Тебе надо поспать, — пробормотала рядом с ней Бриала.
— Извини, что разбудила.
— Не извиняйся, — Бриала потянулась, проведя рукой по боку Селины. — Надо было разбудить меня раньше.
— Императорская ноша, — с улыбкой сказала Селина. Кожа её любовницы казалась тёмной, контрастируя с молочно-белым атласом ночной сорочки.
Бриала перекатилась на живот и встретилась взглядом с Селиной.
— Позволь мне разделить её с тобой.
— Я не хочу, чтобы ты разделяла ее, Бриа, — Селина погладила Бриалу, чтобы смягчить свои слова. — Ты — мои глаза и уши. Я хочу... — она прижала Бриалу к себе. — Я хочу, чтобы всё это было только моим. Нашим.
Бриала мягко высвободилась из объятий Селины и села, по-прежнему глядя на неё.
