На какое-то время действительно наступила тишина, но потом, затерявшиеся в ночи, голоса придвинулись. Скользили отблески факелов. По нервам прошлись: растяжный тенорок Ивашки, - быстро оклемался вертухай, - и подвизги Хвостова.
Вначале Илья не разобрался в несоответствии, но потом сообразил: свет метался на площади, а голоса рядом, такое впечатление, за косой переборкой. Выглянуть? Ну, уж нет! Будет сидеть тут как мышь под метлой.
Темнота за стенкой провещала голосом Лаврентия Павловича:
- По домам пройтись надо.
- Точно, в доме где-то затаился, - подтвердил Иван.
- Неа, - одышливо, заспорил кто-то из своры. - Не полезет туда никто. И я не полезу.
- Я приказываю! - крикнул Лаврюшка.
- Сам туда иди, - ответили ему без всякого почтения.
- За неподчинение приказам…
- А ты пример покажи, сударь мой.
- Иван!
- Чего, Лаврентий Палыч?
- Пойдешь первым. Приказываю, начать прочесывание квартала.
На некоторое время повисла тишина, потом забубнили голоса, потом - возня. И уже после - короткий вой и, быстро удаляющиеся шаги.
- Нет!!! Не могу-у-у!
Илья его понимал. От ознобного азарта погони, от обрывков разговоров - специально для него, ему в ухо - от собственного запаленного дыхания, от страха его корежило и гнуло. Сейчас все кончится! Он выскочит из проклятого дома и кинется к людям. Они, разумеется, только того и ждут, но ведь люди же.
Гладкое, симпатичное, слегка восточное лицо улыбнулось полными губами.
Участливый голос с легкой официозной ноткой спросил:
- Вы нарушали? А? Нет, ну хоть раз нарушали?
- Я - крыса, - прошептал Илья. - Загнанная в угол, избитая, затравленная крыса.
Проговорил и испугался еще больше, вдруг на крохотной площади, где сгрудились преследователи, его слова отдадутся громовым раскатом? Так и застыл, уткнув голову в колени. Чтобы больше ни-ни. И выдержать. Выдержать! Все силы собрать и усидеть на месте. Пусть там внизу ищут и прочесывают, он будет неподвижен как камень, срастется с камнем.
Сколько просидел в такой позе, Илья потом не помнил. Он оцепенел, впал в состояние близкое к коме. Видимо, это и спасло от буйного всплеска эмоций, проще сказать, от помешательства.
Когда его вывело из сомнамбулического состояния шевеление в углу комнаты, на улице стояла мертвая тишина глубокой ночи. И темнота такая, сколько ни таращ глаза, кроме радужных кругов ничего не увидишь.
В первое мгновение он не сообразил, где находится, но уже в следующее - страхи нахлынули с такой силой, что на месте, пожалуй, не удержал бы даже полк вооруженных загонщиков. Завывая тоненько, как подбитый заяц, Илья бросился к выходу, кубарем скатился с лестницы, и, не обращая внимания на боль в разбитых коленях, вылетел на улицу, на перекресток и дальше, дальше к населенным местам.
Что за ним гонятся, он понял только, когда проскочил старый римский колодец.
Стражник спросонок сам больше напугался и, не помышляя о преследовании, присел за край мраморной плиты. Легкий топот за спиной настиг позже. И хотя сил совсем не оставалось, Илья наддал еще. Так бы, наверное, и выскочил на центральную площадь, помешало каменное корыто, раскорячившееся посреди перекрестка. По ночной поре общественнополезная лохань не эксплуатировалось, стояла себе, мирно поблескивая водой.
Илья налетел на бортик всей грудью, охнул и зашелся в спазмах. Так скрутило, что упал на брусчатку и покатился извиваясь. Схватить бы хоть глоточек, хоть капельку воздуха. Даже сознание на миг заволокло. Очнулся он на камнях в некотором отдалении от скотопоилки. Рядом кто-то хрипел, тоже загнанный сумасшедшим бегом.
Того страха, что погнал из нехорошего дома, уже не было. Соображалось, во всяком случае, лучше. Илья прислушался и понял, что рядом сидит, вывалив язык и часто, часто дыша, небольшая собачонка. Она не пыталась укусить, не изображала волкодава на задержании. Он, так же как и он, только что спаслась.
От протянутой руки зверушка шарахнулась, но не убежала. Сил нет, проникся пониманием Илья. У него тоже не было, при чем на столько, что он за благо почел, растянуться на обкатанных камнях брусчатки и замереть. Собачка тоже прилегла, начала успокаиваться. Илья осторожно провел пальцами по клочковатой шерсти. Под ней - тонкая кожа, обтянувшая ребра. На ощупь - лохматый скелет. Не повезло бедолаге, проявиться. Животинки вроде нее чувствительнее людей. Им понимания не достает, зато хватает интуиции и инстинктов. Если здравомыслящий человек, попав в незнакомый мир, себя в конце концов как-то уговорит. Ей такого не дано - только привыкнуть, и научиться жить заново. Соседка совсем успокоилась. На перекрестке воцарилась полная тишина.
Ладони лежали на камнях, но не только ими, всем телом Илья ощутил далекий гул.
Что значит, глубокая ночь. Днем нипочем бы не уловить едва ощутимых, ритмичных колебаний. Короче, где-то работал большой, даже очень большой механизм.
Тут же захлестнуло (только и делов было - лежать посредине зачумленного города и предаваться мечтам) там, все же, цивилизация, а здесь, все же, инсценировка.
Так бы и маялся до утра, но к далекому эфемерному гулу прибавились вполне обыденные, натуральные, реальнее некуда, шаги. К перекрестку шли люди.
Собачка вскочила первой, но не кинулась наутек, наоборот - прижалась к ногам человека, затряслась. Илью тоже колотило. Погоня, мать ее… только-только начал приходить в себя - валят!
Не дожидаясь вторжения на площадь загонщиков, человек встал сначала на четвереньки, потом на трясущиеся ноги. Попробовал осмотреться - зряшная затея.
Ночь-с. Темень-с. Однако чем быстрее он уберется с открытого пространства - тем лучше. Кое-как сориентировавшись, Илья на цыпочках двинулся в противоположную от центральной площади сторону, и канул в непроглядный мрак узких переулков. Голоса и топот свернули в другую сторону.
Держась одной рукой за стену, и стараясь поменьше спотыкаться, он шел по лабиринту улочек и тупиков. На некоторых перекрестках стояли корыта с водой. И ни одной живой души. Что оказалось не так уж хорошо. Расспросить бы дорогу до гостиницы. Хотя, кто знает, есть ли таковая в городе Дите? Исходя из простой человеческой логики - должна быть. Жаль, с логикой в здешних краях напряженка.
Ну, допустим, есть постоялый двор. Его там, как пить дать, ждут. Ребята закусывают, г-н Хвостов ручонки потирает, кривыми пальцами щелкает.
Илья уже не шагал - брел, спотыкаясь на каждом шагу. Он забрался на один из приречных холмов. Недалеко шумела вода. Оттуда тянуло сыростью, илом, водорослями.
Окончательно выбившись из сил, он присел на порог ближайшего дома. Собака свернулась рядом, прижалась к ноге. Иш, нашла родственную душу. Илья откинулся спиной на дверь и замер. Но стоило чуть расслабиться, вновь напомнил о себе гул.
