В конце концов Ранд обнаружил искомое, заметив шитый золотом манжет красного рукава куртки, торчащий из-под Авиенды. Получается, она все это время на куртке сидела! Ранд попросил девушку подвинуться, она угрюмо заворчала, но все же подвинулась. В конце концов.
Как всегда, она наблюдала за Рандом, пока он брился и одевался, без комментариев; направив Силу, нагрела ему воду — и даже без просьбы с его стороны — после того, как он в третий раз порезался и заворчал о холодной воде. По правде говоря, на сей раз Ранда, помимо всего прочего, немало беспокоило, что она может заметить его неуверенность. Можно привыкнуть ко всему, если это продлится достаточно долго, мрачно подумал он.
Авиенда неверно истолковала то, как он покачал головой:
— Илэйн не будет против, если я посмотрю, Ранд ал'Тор.
Ранд, успевший наполовину зашнуровать рубашку, замер и поднял взгляд на девушку:
— Ты и вправду так считаешь?
— Конечно. Ты принадлежишь ей, но она не может запретить другим смотреть на тебя.
Беззвучно рассмеявшись, он вновь занялся шнурками. Хорошо. Это напомнило, что ее новообретенная загадочность, помимо всего прочего, скрывает неведение. Заканчивая одеваться, он не удержался от самодовольной улыбки, потом застегнул пояс с мечом и взял шончанское копье с кисточками. Его улыбка обрела мрачный оттенок. Ранд думал, обломок копья послужит ему напоминанием, что в мире остались Шончан, но оно напомнило ему и о том многом, что он еще должен сделать. Кайриэнцы и тайренцы, Саммаэль и прочие Отрекшиеся, Шайдо и страны, которые пока не знают его, страны, которым суждено узнать о нем до Тармон Гай'дон. По сравнению с этим громадьем разобраться в отношениях с Авиендой в самом деле довольно просто.
Когда Ранд, пригнувшись, быстро — чтобы скрыть, как подкашиваются ноги, — шагнул из палатки, Девы вскочили с места. Ранд не знал, насколько ему удалось скрыть свою слабость. Авиенда стояла рядом, она не только собиралась подхватить его, если он упадет, но и явно готова была к такому обороту. И что вовсе не улучшило настроения Ранда, Сулин, с перевязанной головой, вопросительно взглянула на нее — не на него, а на нее! — и лишь дождавшись ее кивка, приказала Девам готовиться к выступлению.
На холм верхом на муле поднялся Асмодиан, ведя в поводу Джиди'ина. Каким-то образом он ухитрился выкроить время и переодеться в свежий костюм из темно-зеленого шелка. И конечно же, с водопадом белых кружев. За спиной у него болталась золоченая арфа, но менестрелева плаща он не надел, и в руке его не было темно-красного знамени с древним символом Айз Седай. Эта обязанность перешла к беженцу-кайриэнцу по имени Певин — бесстрастному малому в заплатанной фермерской куртке из грубой темно-серой шерсти. Певин ехал на гнедом муле, которого еще несколько лет назад следовало выпрячь из телеги и пустить отъедаться на пастбище. От челюсти к редеющим волосам по узкому лицу тянулся длинный шрам, еще багровый.
В голод Певин потерял жену и сестру, брата и сына лишился в гражданскую войну. Он понятия не имел, солдаты какого Дома их убили или кого они поддержали в схватке за Солнечный Трон. Бегство к Андору обошлось ему дорого: от рук андорских солдат погиб второй сын, а от бандитов — другой брат. Возвращение стоило ему последнего сына, павшего от копья Шайдо, и дочери, которую те увели, посчитав Певина мертвым. На слова Певин был крайне скуп, но, насколько уяснил Ранд, вся его вера сводилась отныне к трем простым вещам. Дракон — Возродился. Близится Последняя Битва. И если Певин будет держаться возле Ранда ал'Тора, то прежде, чем мир погибнет, он увидит, что гибель его семьи отомщена. Да, миру придет конец, но какая разница? Важно лишь одно — осуществление мести. Выехав на гребень холма, Певин низко поклонился Ранду с седла. Лицо кайриэнца не выражало ровным счетом ничего, но знамя он держал ровно и крепко.
Взобравшись на Джиди'ина, Ранд, не дав Авиенде встать на стремя, втащил ее на круп позади себя — просто чтобы показать, на что он способен, а потом, не дожидаясь, пока она устроится поудобней, ударом пяток послал крапчатого вперед. Авиенда обеими руками обхватила Ранда за пояс, вполголоса заворчав. Он уловил кое-какие отрывки ее нынешнего мнения о Ранде ал'Торе, а также несколько нелестных отзывов о Кар'а'карне. Впрочем, она не отодвинулась, за что он был ей благодарен, и не только потому, что ему было приятно, как она прижимается к нему, а главным образом из-за того, что лишняя опора не помешает. Втаскивая девушку в седло, он вдруг потерял уверенность: то ли она окажется на коне, то ли он сам наземь сверзится. Ранд надеялся, что его неуверенности Авиенда не заметила. И что она вовсе не поэтому так крепко его обхватила.
Темно-красное знамя с большим черно-белым диском реяло позади Певина, пока небольшая колонна зигзагом спускалась с холма и ехала по неглубоким ложбинкам среди разбросанных по склонам палаток. Как обычно, айильцы обращали мало внимания на отряд, хотя о присутствии Ранда недвусмысленно говорили и знамя, и окружающий его эскорт из нескольких сотен Фар Дарайз Май, с легкостью поспевавших за Джиди'ином и мулами. Едва оглянувшись на стук копыт, айильцы вновь принимались за свои дела.
Ранда ошеломило известие, что около двадцати тысяч сторонников Куладина захвачено в плен. До того как оставить Двуречье, Ранд бы не поверил, что столько народу может собраться в одном месте. Однако увидев пленных, он испытал еще одно потрясение. Группки по сорок-пятьдесят человек испещряли склоны холмов, точно капустные кочаны, мужчины и женщины вперемежку сидели обнаженные под солнцем — каждый кружок под присмотром одного гай'шайн. На них почти никто не обращал внимания, хотя то и дело к какой-нибудь группке подходила облаченная в кадин'сор фигура и посылала мужчину или женщину с поручением. Кого бы ни выкликнули, тот отправлялся бегом, без караула, и Ранд видел, как несколько вернувшихся вновь скользнули на свои места. Остальные сидели молча, чуть ли не со скучающим видом, словно им все равно, где они и что с ними будет.
Наверное, столь же смиренно они наденут и белые балахоны. Однако Ранд не мог забыть, с какой легкостью эти люди уже попрали собственные законы и обычаи. Возможно, начало беззаконию положил Куладин — или приказал преступить законы, — но они последовали за ним и подчинились ему.
Хмуро глядя на пленников — двадцать тысяч, и будет еще больше, и он ни одному не поверит, даже коли они станут гай'шайн, — Ранд не сразу заметил странность у других айильцев. Девы и воины-айильцы, имевшие право на копья, никогда ничего не носили на голове, кроме шуфа, тем более ничего цветного. Обычно их одежда сливалась с бурыми скалами или серыми тенями, но теперь Ранд приметил мужчин с узкими головными повязками алого цвета. Пожалуй, один из пяти или четырех обвязал лоб узкой полоской ткани, в центре которой имелся вышитый или нарисованный диск — две сопряженные слезинки, черная и белая. Вероятно, самое необычное то, что подобные повязки носили и гай'шайн — большинство гай'шайн ходили в капюшонах, но все, чьи головы были не покрыты, имели столь необычное украшение. И алгай'д'сисвай в кадин'сор, с повязками и без них, видели это и ничего не предпринимали. Гай'шайн никогда не носили чего-то такого, что мог позволить себе тот, кто вправе прикасаться к оружию. Никогда.
